Страшные сказки братьев Гримм: настоящие и неадаптированные - Якоб и Вильгельм Гримм

на лугу перед моим замком пасутся триста жирных волов? Ты должен их съесть с кожей и шерстью, с костями и рогами. А в погребе у меня лежат триста бочек вина, ты и те должен вдобавок выпить, и если от волов останется хоть волосок, а от вина хоть капля, ты поплатишься жизнью.

Королевич спросил:

– А могу ли я кого-нибудь к своему обеду пригласить? Ведь одному-то и кусок в глотку не полезет.

Старуха злобно засмеялась и сказала:

– Одного, пожалуй, пригласи для компании, но больше никого.

Тогда пошел королевич к своим слугам и сказал толстяку:

– Ты должен сегодня быть моим гостем за столом, хоть раз сытно наешься.

Толстяк порасправился и съел все триста волов, так что от них ни волоска не осталось, да еще и спросил:

– Неужели ничего, кроме этого завтрака, не будет?

А вино выпил он прямо из бочек, не нуждаясь в стакане, и высосал все до капли.

Когда этот обед был закончен, королевич пошел к старухе и сказал, что разрешил и вторую задачу.

Та удивилась и сказала:

– Так далеко никто еще не заходил; но вроде еще одна задача у меня в запасе…

А сама подумала: «Не уйти тебе от меня! Не сносить тебе головы на плечах!..»

– Сегодня вечером, – так сказала она, – я приведу мою дочь к тебе в комнату, и ты должен ее принять в свои объятия; а как будете вы там сидеть обнявшись, то берегись, как бы не заснуть. Я приду, как будет бить полночь, и если не найду ее в твоих объятиях, то ты ее навсегда утратишь.

Королевич подумал: «Задача не трудная! Я уж не сомкну глаз».

Однако же призвал своих слуг, рассказал им все и добавил:

– Кто знает, какая хитрость под этим кроется! Предосторожность не мешает; посторожите же и позаботьтесь, чтобы красавица не могла уйти из моей комнаты.

С наступлением ночи пришла старуха со своей дочкой и подвела ее к королевичу, и тогда долговязый сплелся вокруг них кольцом, а толстяк загородил собою дверь, так что ни одна живая душа не могла войти в ту комнату.

Так и сидели королевич с красавицей обнявшись, и красавица не обмолвилась ни единым словом; но месяц освещал ее лицо, и королевич надивиться не мог ее красоте. Он только и делал, что на нее смотрел, и полон был любви и радости, и никакая усталость не смыкала его очей.

Это продолжалось до одиннадцати часов; но тут старуха уже напустила на них на всех свои чары, так что все они заснули, и в то же мгновение красавица была вырвана из объятий королевича.

Так и проспали они до четверти двенадцатого часа, когда уже чары не могли более действовать, и все они снова проснулись.

– О, беда и горе! – воскликнул королевич. – Теперь я пропал!

Начали было и верные слуги его сокрушаться, но ушастый сказал:

– Полно вам реветь! Дай-ка я послушаю! – Потом прислушался с минуту и сказал: – Она сидит заключенная в скалу, в трехстах часах пути отсюда и оплакивает свою долю. Ты один, долговязый, можешь пособить нам: коли ты припустишь, так в два перескока туда дойдешь.

– Ладно, – отвечал долговязый, – но пусть и востроглазый с нами идет, чтобы нам скалу-то разбить.

И вот долговязый подхватил востроглазого на спину, и в минуту – вот как рукой взмахнуть! – очутились они перед заколдованной скалой. Тотчас долговязый снял у востроглазого повязку с глаз, и чуть тот на скалу глянул, рассыпалась скала на тысячу кусков.

Тогда долговязый подхватил и красавицу, и своего товарища, мигом снес их к королевичу, и, прежде чем двенадцать успело ударить, они опять уже сидели по-прежнему и были веселы и довольны.

Когда ударило двенадцать часов, старая колдунья проскользнула в комнату, скроила уж и рожу насмешливую: вот, мол, он теперь у меня в руках, воображая, что ее дочка сидит в скале за триста часов пути оттуда.

Но когда увидела свою дочь в объятиях королевича, то перепугалась и сказала:

– Ну, этот молодец посильнее меня! – И препятствовать она уже не могла, а должна была отдать ему красотку. Только на ухо ей успела она шепнуть: – Стыдно тебе, что ты должна покориться простолюдину и не можешь выбрать себе мужа по твоему вкусу и желанию.

Эти слова наполнили сердце гордой девушки злобою и заставили ее думать о мщении. Вот и приказала она свезти триста вязанок дров и сказала королевичу, что, хотя он и разрешил все три задачи, она все же не будет его супругою до тех пор, пока кто-нибудь не решится взойти на костер из этих дров и не выдержит его пламени.

Она полагала, что никто из его слуг не захочет за него сгореть живьем и что он сам, пожалуй, из любви к ней взойдет на костер и избавит ее от себя.

А слуги сказали:

– Мы все кое-что уже успели поделать, один только зябкий еще ни на что не пригодился! Пусть теперь идет! – Посадили его на костер и подожгли дрова.

Огонь запылал и горел три дня, пока все дрова не сгорели, и, когда пламя улеглось, все увидели зябкого среди золы – стоит и дрожит как осиновый лист, да еще приговаривает:

– Такого холода я еще на своем веку не испытывал, и, продлись он подольше, я бы, пожалуй, замерз.

Тут уж никакой уловки больше подыскать было нельзя, и красавица должна была выйти замуж за неизвестного ей юношу.

Но когда уже они в кирху венчаться поехали, старуха сказала:

– Не могу перенести этот стыд. – И послала вслед за ними свое войско в погоню, приказав всех порешить, кто им на пути попадется, и возвратить ей дочь.

Но ушастый навострил уши и услышал те тайные речи старухи.

– Что станем теперь делать? – сказал он толстяку.

Но тот уже знал, что делать: выпустил изо рта часть проглоченной им морской воды, и образовалось позади повозки новобрачных большое озеро, в котором войско старухи все и перетонуло.

Услышав об этом, старуха пустила в погоню за дочкой своих закованных в железо рыцарей, но ушастый заслышал еще издали звяканье их доспехов и снял повязку с глаз востроглазого, а тот как глянул на рыцарей построже, так они, словно стекла, вдребезги рассыпались.

И тут уж королевич с невестой и со слугами поехали вперед беспрепятственно, а когда они были в кирхе обвенчаны, то шестеро слуг с ним распрощались и сказали своему господину:

– Ваши желания исполнены, мы вам более не нужны, пойдем дальше искать своего счастья.

Невдалеке от замка королевича была деревушка, и перед нею свинопас на поле пас свое стадо; когда молодые к той деревушке приехали, королевич сказал своей жене:

– А знаешь ли, кто я? Я свинопас, и вон тот пастух при стаде – это мой отец; мы двое тоже должны помочь ему в этом.

И остановился он с нею в гостинице, и шепнул тамошним людям, чтобы они ночью унесли от нее ее богатые одежды.

Проснувшись утром, она не знала, что ей и надеть, и хозяйка гостиницы дала ей старое платье и пару шерстяных чулок, да и то еще словно из милости, сказав при этом:

– Кабы не для мужа вашего, так и вовсе бы вам не дала.

Красотка и поверила тому, что муж ее свинопас, и пасла с ним стадо, и думала про себя: «Я заслужила такую долю за мою гордость и высокомерие».

И это длилось дней восемь; затем уж она и не могла более выносить испытания, потому что у нее на ногах появились раны.

Тут пришли к ней добрые люди и спросили ее:

– Знаешь ли ты, кто твой муж-то?

– Да, – отвечала она, – он свинопас и вот только недавно отлучился, пошел завести небольшую торговлю шнурками да тесемками.

Но ей сказали:

– Пойдем, мы отведем тебя к твоему мужу.

И привели ее в замок; а когда она вошла в залу, то увидела своего мужа в королевской одежде.

Но она его не узнала, пока он к ней не бросился на шею, поцеловал ее и сказал:

– Я за тебя столько натерпелся, что надо было и тебе за меня пострадать.

Тут только свадьбу как следует справили, и кто на той свадьбе был, тот со свадьбы и уходить не хотел.

Девица Малеен

Жил да был некогда король, у которого единственный сын задумал свататься к дочери могущественного короля, дивной