Чужак. Черный титул - Константин Викторович Кузнецов

пальцами. Этого усилия хватило, чтобы подняться и оказаться напротив открытого окна.

Морганте внимательно следил за мной, задрав голову вверх. А когда я, наконец, добрался до цели, снизу послышалось восторженное: «Брависсимо!».

Расширив створку, я без особого труда оказался внутри церкви. Она была неплохо освещена лунным светом, и я стал медленно спускаться вниз по широкой лестнице, которая, по всей видимости, вела в кафедральный зал.

Массивные колонны располагались по обеим сторонам огромного пространства, противоположную часть занимал алтарь, а место у входа было завалено всевозможной утварью и скамьями. Очевидно, что служители церкви пытались от кого-то защититься и в спешке смастерили эти баррикады.

Я спустился чуть ниже и смог осмотреть зал полностью. То, что предстало моему взору, вынудило меня настороженно потянуться к поясу, где находился рубиновый стилет. В самом центре квадратом стояло множество гробов на деревянных подножках. Они были окружены черными свечами, источавшими бледно-голубое свечение. Я сделал шаг, ощутив под ногами неприятный хруст. Оказалось, что каменный пол усыпан мелкой крошкой какой-то сухой травы. Именно она и источала этот дурманящий аромат, вызывающий сильное головокружение.

Приблизившись к одному из деревянных ящиков, я внимательно вгляделся в лицо еще совсем молодого монаха: руки сложены на груди, указательные пальцы прижаты друг к дружке, глаза скрыты узкой белой тканью, губы замазаны чем-то темным.

Удивительное дело, но, скорее всего, монах не был мертв. Я отчетливо ощущал его дыхание. Редкое, но все же дыхание. Да и в целом он не особо сильно походил на покойника: насыщенный цвет лица, внешний вид — не одутловатый и не исхудавший. Тогда почему он находится в гробу? Неужели просто спит?

Опустившись на колени, я взял в руки одну из свечей и, вспомнив, как меня проверял начальник охраны дома Висконти, поднес пламя к собственному предплечью.

Свет коснулся моей кожи. В призрачном отражении проступили глубокие шрамы, стянутые грубой нитью. Я приблизил свечу, затем отстранил. Шрамы никуда не делись. Получается, это не обман: синее пламя действительно показывает нечто скрытое от привычного взора, как это делает, например, ультрафиолет.

— Очень интересно, — произнес я, решив провести еще один эксперимент.

Свеча переместилась чуть правее и зависла над лицом спящего монаха. Дернув рукой, я обхватил огарок сильнее, чтобы не выронить его, и лишь после этого вгляделся в мерцающее бледным цветом лицо мертвеца. Запавшие внутрь глаза, торчащие из приоткрытого рта гнилые зубы, ввалившийся нос и острые, обтянутые потрескавшейся кожей скулы. Истинный облик монаха заставил меня поморщиться. Зрелище было, прямо скажем, не из приятных. Значит, свет черной свечи действует как некий индикатор — ну вот и первое научное подтверждение. Хорошо, возьмем на вооружение. Я отошел от ближайшего гроба. Нужно было проверить остальных.

Но не успел я приблизиться к следующему монаху, как меня остановил хриплый, но требовательный голос:

— Не смей нарушать сон лемуров, мерзкий воришка!

Я резко обернулся. Возле винтовой лестницы, справа от алтаря, стоял старик в белом облачении. Скорее всего, это и был тот самый отец Поджи, который, завершив свои бдения в башне, спустился вниз по внутренней лестнице.

— А ваш крик его разве не потревожит? — уточнил я.

Старик не ответил, лишь недовольно покряхтел и медленно направился в мою сторону. Белые одеяния и широкий красный пояс немного выбивались из общей картины, словно епископ по какой-то причине перепутал элементы одежды. Приблизившись, старик подслеповато уставился на мое лицо, которое в этот момент озарял свет черной свечи.

— Mannarо, забавно, что именно ты явился в нашу обитель.

— Поверьте, у меня не было особого желания. И это вынужденная мера.

— Да-да, все вы так говорите, а потом происходит непоправимое, — посетовал епископ.

— Вы мне верите?

Отец Поджи растянул губы в милой, но немного безумной улыбке.

— Конечно верю. Человек с двойной душой не может солгать. Но будить лемуров я все-таки не позволю. Их тела еще не освободились от духа, а значит, есть опасность, что перерожденные могут проявить излишнюю агрессию.

— Лемуры? Так вы называете этих мертвецов? — уточнил я.

Епископ покачал головой и, хихикнув, указал на дверь:

— Что-то мы с тобой заболтались. Ступай к воротам и впусти недомерка. Это действо неизбежно, и оно должно случиться. А говорить мы будем потом, когда свершится предначертанное.

[1] Лк. 21: 11

Глава 5

Глава 5. Голосование

Что-то мощное ударило в закрытые ставни, и вновь наступила напряженная тишина, которая, увы, длилась недолго. Вскоре опять нечто ударило в хлипкие ставни трапезной.

Джулио Медичи напряженно уставился на присутствующих в зале кардиналов и епископов и прижал указательный палец к губам, но подействовал этот сигнал не на всех. Один из представителей Святого Престола, тучный, с огромным рыхлым носом и несколькими подбородками, воспринял это как сигнал к действию.

— Сколько можно ждать, Джулио⁈ Мы десятые сутки заперты в этих стенах. У нас заканчивается вода, еда. Еще чуть-чуть — и я лично выберусь из укрытия и буду спасаться собственными силами.

Кардинал Монино всегда проявлял несдержанность. Но при нынешних обстоятельствах и условиях он превратился в ходячий Везувий, вспыхивая по любому поводу и обжигая своих оппонентов огненным словцом.

— Мы должны запастись терпением! — принялся спокойно объяснять Медичи. — Я, как приор ордена Госпитальеров, гарантирую вам безопасность. Но лишь в том случае, если вы будете соблюдать установленные мною правила. Иначе я не ручаюсь за вашу жизнь!

Обиженно надув щеки, словно индюк, кардинал Монино повернулся к присутствующим и, расставив руки в стороны, возмущенно произнес:

— Нет, вы это слышали, уважаемые синьоры⁈ Он гарантирует мне жизнь, если я стану плясать под его дудку! А вот не дождетесь! Потому что ваша тактика, безусловно, говорит о вашей неопытности в данном вопросе.

— Не передергивайте, — предупредил кардинала Джулио.

Медичи прекрасно понимал, что человеческие силы у запертых в трапезной кардиналов на пределе, еще немного — и вспыхнет пламя, которое обязательно сожжет их души, насытив огарком гнева и ненависти.

— И еще объясните мне, Джулио, почему мы должны вам доверять? Про семейство Медичи ходят разные слухи, в том числе обличающие вашу бесчестность! — продолжил свои нападки Монино.

— Не мелите чушь, Ваше Святейшество! — произнес Джулио.

Он медленно прошелся вдоль зала — толпа кардиналов расступилась, пропустив Медичи к длинному столу, на котором еще оставались остатки утренней еды. Только употреблять их в пищу уже никто не осмеливался.

Голодные, напряженные взгляды. Находящиеся в плену этих стен священнослужители дождались, когда