Есенин - Василий Берг

Василий Берг

Есенин

© Василий Берг, 2025

© ООО Издательство АСТ, 2025

* * *

Сергей Есенин. 1920-е

Я всего лишь уличный повеса,

Улыбающийся встречным лицам.

Сергей Есенин. «Я обманывать себя не стану…»

В жизни он бывал и нежен, трогателен, и несносен – в буйстве душевного разора. Я видал его мягким, спокойным, внимательным; видал и в состоянии, граничившем с помешательством. Мне не хочется рассказывать о том, что имеет большее отношение к патологии, чем к душевной структуре поэта.

Илья Эренбург о Есенине

Предисловие

Новокрестьянский поэт Серебряного века

Русских поэтов Серебряного века, имевших крестьянские корни, принято отличать от крестьянских поэтов XIX столетия, таких, например, как Алексей Васильевич Кольцов, сын богатого прасола. Торговец скотом – это не совсем крестьянин, но и не дворянин. Интеллигенция не считала Кольцова за своего поэта, хотя и почитывала, и даже похваливала…

Главное отличие между двумя категориями заключается в том, что крестьянские поэты XIX столетия стремились к классицизму, поминая то и дело в своих стихах Аполлона, туники, гроты да «гармонические волны». Если «старые» крестьянские поэты писали о природе, то делали это с максимально возможным изяществом, как, например, тот же Кольцов в стихотворении «Осень»:

Настала осень; непогоды

Несутся в тучах от морей;

Угрюмеет лицо природы,

Не весел вид нагих полей;

Леса оделись синей тьмою,

Туман гуляет над землею

И омрачает свет очей.

Крестьянские поэты начала ХХ века своей крестьянской сущности нисколько не стеснялись, а, напротив, гордились ею. «Родовое древо мое замглено коренем во временах царя Алексея, закудрявлено ветвием в предивных строгановских письмах… – писал глашатай новой крестьянской поэзии Николай Алексеевич Клюев, сыгравший заметную роль в судьбе Сергея Есенина. – Отцы мои за древлее православие в книге Виноград Российский[1] навеки поминаются».

Если мы сравним кольцовскую «Осень» с клюевской «Осинушкой», то разница между старыми и новыми крестьянскими поэтами станет понятна без комментариев.

Осинушка

Ах, кому судьбинушка

Ворожит беду:

Горькая осинушка

Ронит лист-руду.

Полымем разубрана,

Вся красным-красна,

Может быть, подрублена

Топором она.

Может, червоточина

Гложет сердце ей,

Черная проточина

Въелась меж корней.

С «Осинушкой» перекликается в определенном смысле есенинская «Береза», но оба этих стихотворения весьма далеки от того, что писал Кольцов (хотя писал он очень хорошо).

Белая береза

Под моим окном

Принакрылась снегом,

Точно серебром.

На пушистых ветках

Снежною каймой

Распустились кисти

Белой бахромой…

Если прежде у деятелей искусства было модно просвещать простой народ, то в ХХ веке настала пора учиться у народа, искать в своих корнях то, что не могла дать западная, интеллигентская культура. «Народ – это, конечно, подлинное Слово жизни, но лишь тогда, когда к нему вплотную припадают», – писал известный в свое время литературовед и критик Иванов-Разумник.

Яркие и красочные черты деревенского быта сочетаются у новых крестьянских поэтов с элементами символистской поэзии, олицетворением которой были Валерий Брюсов, Константин Бальмонт, Андрей Белый и, конечно же, Александр Блок, которого можно считать литературно-идеологическим антагонистом Сергея Есенина. Впрочем, начиналось их знакомство вполне благостно. При знакомстве, состоявшемся в марте 1915 года, Блок нашел есенинские стихи «свежими» и «голосистыми». «Дорогой Михаил Павлович! – напишет Блок несколькими днями позже в рекомендательном письме известному литератору Мурашеву. – Направляю к вам талантливого крестьянского поэта-самородка. Вам, как крестьянскому писателю, он будет ближе, и вы лучше, чем кто-либо, поймете его».

3 июля 1916 года на квартире Мурашева, находившейся в Москве на Театральной площади, Есенин запишет в альбом свое стихотворение «Слушай, поганое сердце…».

Слушай, поганое сердце,

Сердце собачье мое.

Я на тебя, как на вора,

Спрятал в руках лезвие.

Рано ли, поздно всажу я

В ребра холодную сталь.

Нет, не могу я стремиться

В вечную сгнившую даль.

Пусть поглупее болтают,

Что их загрызла мета;

Если и есть что на свете —

Это одна пустота[2].

В 1916 году это стихотворение не звучало в полную силу, не звучало тем запоздалым набатом, каким оно воспринималось после 28 декабря 1925 года… Но тем не менее в нем ощущается сильный эмоциональный посыл автора, сочетающийся с поклоном в сторону декаданса: «Если и есть что на свете – это одна пустота». Есенин не тяготел к декадентам, которые считали его стихи «неправильными», не соответствующими их канонам, однако в начале прошлого века, отторгающего все старое в искусстве, поиск нового нередко приводил к отрыву от повседневности, а в более широком смысле – к огульному отрицанию всего сущего, к любованию Пустотой, которую каждый волен наполнить тем, что ему дорого.

Идеалистический образ крестьянской Руси, созданный новокрестьянскими поэтами, ценен своей уникальностью, своей мифической патриархальностью и своей противопоставленностью Городу и всей городской культуре. «Так не бывает!» – приходит на ум первая мысль, а за ней следует вторая: «А может, и хорошо, если бы так оно и было?»

Земля моя златая!

Осенний светлый храм!

Гусей крикливых стая

Несется к облакам.

То душ преображенных

Несчислимая рать,

С озер поднявшись сонных,

Летит в небесный сад.

А впереди их лебедь.

В глазах, как роща, грусть.

Не ты ль так плачешь в небе,

Отчалившая Русь?

Лети, лети, не бейся,

Всему есть час и брег.

Ветра стекают в песню,

А песня канет в век…[3]

Октябрьскую революцию большинство крестьянских поэтов если не поняли до конца умом, то приняли сердцем. «Это значит, что не будет греха, – писал в одном из своих писем Клюев. – Что золотой рычаг вселенной повернет к солнцу правды, тело не будет уничижено бременем вечного труда, особенно “отдажного”, как говорят у нас, т. е. предлагаемого за плату, и душа, как в открытой книге, будет разбираться в тайнах жизни». Но дальше в