Скрипка неизвестного мастера - Дашевская Нина

Кешка никогда ещё не был в кабинете Веры Леонтьевны. Братья Мельники когда-то загремели туда по серьёзному поводу — вылезли в окно по пожарной лестнице на крышу. Лёшка ещё ничего, а вот Петька с тех пор боялся Веры Леонтьевны, как огня.

Кешка трусил порядочно. Что они скажут, да и кто их станет слушать?!

Но говорить не пришлось, всё сказала Таня Соловьёва. И как сказала! «Унижает человеческое достоинство учеников; лексика, которую он использует…» — Тигр с Кешкой переглянулись: ну, Таня! Ничего себе — «лексика»!

Вера Леонтьевна сняла очки. И Кешка вдруг впервые подумал, что у неё, кажется, есть внук; и для него она не директор, а просто бабушка Вера…

— Да, молодые люди… Что же вы мне теперь предлагаете — просто взять и выгнать человека? И потом, думаете, так легко найти учителя?..

— Лучше вообще никакого учителя, чем такой, — неожиданно для самого себя брякнул Кешка. Тигр наступил ему на ногу и тут же заступился:

— А вот Кеша Марков у нас по математике самый лучший…

— Да знаю я вашего Кешу, — отмахнулась Вера Леонтьевна.

Неужели и правда знает?! Кешка поспешил добавить:

— Понимаете, у меня это любимый предмет. Мне же просто за математику обидно!

— А не слишком вы строги к нему, ребята? Он же замечательный специалист, у него даже научные труды опубликованы!

И тут Тигр опять угадал — сказал то, о чём Кешка давно думал:

— Он, понимаете, свою математику любит, а нас — терпеть не может!

— А Егора Чижова Вы тоже знаете? — спросила вдруг Таня.

— Конечно, — кивнула Вера Леонтьевна, — олимпиада по английскому языку, и ещё двери разбил в столовую!

Вот это да! Действительно — всё про всех знает! Правда, двери — это не он, это скорее им разбили.

— Так вот, он нашего Егора кретином обозвал! При всех! — вдруг выпалил Тигр.

Тут дверь скрипнула, и в кабинет ввалился сам Шуруп. Лицо у него было в красных пятнах. Но как только он увидел ребят, пятна вдруг перекрасились в белые, прямо как в мультиках.

— Значит, так? — сказал он каким-то не своим голосом.

— Выходит, так, — ответила Вера Леонтьевна, и попросила ребят подождать за дверью.

В коридоре Тигр вдруг прошептал:

— Получается, наябедничали?

— Да ты что, ты Егорку вспомни! А как он на Прохора вчера орал?! Правильно всё! — ответила Таня.

А Кешке вдруг стало как-то не по себе… Действительно, выходит — наябедничали…

Завершилась эта история вот как: Шуруп подал заявление об уходе. На ребят смотрели, как на героев. Вроде бы, победа! Только почему же у Кешки осталось такое чувство, будто съел гадость? И никак, никак не можешь избавиться от этого привкуса, чем не запивай… Шуруп, конечно, порядочная свинья и сам виноват. Но…

— Знаешь, — сказал как-то Тигр, — ведь ему тоже было плохо. Он ведь в школе… ну, не на своём месте был. Так что… Может, он теперь наукой займётся. Может, ему так лучше, ты как думаешь, Кеныч, а?

Выходит, он тоже переживает. И Кешка почувствовал, как между ними как будто протянулась тоненькая ниточка… И он не дышал, боялся слово лишнее сказать — только бы не порвалась!

Вечером после этого разговора Кешка достал, наконец, с полки «Таинственный остров» — подарок Тигра. Открыл посмотреть — и заглотил сразу же полкниги! Пока папа не выключил свет. А потом папа ещё посмотрел на обложку, покачал головой и вывинтил Кешкину лампочку. «Извини, брат, не доверяю — а ночью молодому организму хорошо бы спать!»

Кешка лежал в темноте и думал о Тигре. «Интересно, а он сейчас думает обо мне?»

V. Первый снег

Наступила зима. Наступила очень быстро, в один день. И день этот, первый зимний, оказался для Кешки особенным. Можно сказать, перетряхнул, перелопатил всю его предыдущую жизнь.

А он ведь с самого утра почувствовал — что-то произойдёт! Что-то очень важное, и, наверное, хорошее. Потому что выпал первый снег! И не просто выпал, а шёл, шёл, ещё и ещё, всё утро, до самого четвёртого урока! И было как-то удивительно тихо и хорошо, и светло. И все смотрели, смотрели в окно на белые пушистые хлопья — даже учителя. Всё вокруг становилось чистым и радостным. И Кешка чувствовал в себе эту тихую радость, и как будто ждал чуда. А радость была в животе, в голове, в ногах и всё росла и росла, и когда он шёл домой — она уже не помещалась внутри, рвалась наружу! И так хотелось сделать чего-нибудь этакое! Ну, хотя бы через скамейку перепрыгнуть…

И тут он увидел трубу. То есть сначала увидел просто огромную яму вместо дороги — опять что-то ремонтировали. И через яму — она, труба. Утром он торопился и не обратил на неё внимания — просто обошёл яму по проложенным в обход доскам. А сейчас заметил трубу — такую широкую, надёжную! То, что нужно!

И Кешка, весело размахивая портфелем, прыгнул на трубу и пошёл вперёд. Широкая, как спина бегемота. Абсолютно надёжная, если бы только … Если бы только не первый снег — предательски подтаивающий первый снег!

Кешка так и не понял, как соскользнула нога и на круглой, гладкой трубе оказалось не за что зацепиться. Он рухнул вниз, в липкую глину. Почти не ушибся — да и было неглубоко. Тонкая корочка льда проломилась, и Кешка был в луже — полные ботинки хлюпающей жижи…

«Вот тебе и чудо! Получи, пожалуйста» — мрачно подумал Кешка. Понесла же его нелёгкая на эту трубу дурацкую! Тоже мне, канатоходец Тибул… Ладно, теперь надо как-то выбираться отсюда наверх. Хорошо еще, никто не видел!

— Кеш, это ты? Ну ты даёшь!

Этого еще не хватало! Наверху стояла Таня и смотрела на него хохочущими глазами.

— Очень смешно, да?

— Очень! — Таня засмеялась, и протянула руку. — Давай, выбирайся скорее!

— Красиво я летел, да?

— Как в кино! Ладно, хватит дурака валять — руку давай!

— Не надо, испачкаешься, — смутился Кешка.

— Давай-давай, потом отмою. Ты зачем же сюда лез, канатоходец Тибул, а?

Кешка вздрогнул. Этого… Этого просто не могло быть! Вот тебе и Таня… Канатоходец Тибул. Раньше так угадывал только Тигр.

— Ну, вылезай скорее! Да у тебя же все ноги мокрые — как ты домой пойдёшь, заболеешь ведь!

— Н-не заболею, — сказал Кешка, и почувствовал, как начинает стучать зубами.

— Вот что: пойдём ко мне! — вдруг решительно сказала Таня.

— К-как к тебе? Это в т-таком-то виде?!

— Пойдём скорее, я живу здесь, прямо в этом доме, — и Таня потащила его к своему подъезду. — Вот, уже наше парадное!

Кешка с удивлением стал вспоминать, где он мог слышать такое — «парадное» вместо подъезда. Ведь никто так не говорит! Кажется, читал где-то… Или слышал от дедушки. Ну конечно, от дедушки, Иннокентия Михалыча.

А подъезд и вправду оказался парадным. Дом — старый, с высоченными потолками. Просторная лестница с чугунными перилами, на окнах — витые решётки.

— Только знаешь, у меня папа строгий очень. Ты с ним поздоровайся обязательно, не забудь! — И Танин голос эхом прокатился по пролётам лестницы.

— Что ты, в самом деле… За дурачка меня какого-то принимаешь. Слушай, а может, не надо? Я почти согрелся уже!

— Это ты моего папу испугался, да? — и Таня, не дав ему опомниться, нажала кнопку звонка.

Дверь открылась. И Кешка действительно забыл поздороваться. Он вообще обо всём на свете забыл.

VI. Профессор

Потому что на пороге перед ним стоял дедушка. Самый настоящий дедушка Инокентий Михалыч. Живой и здоровый. Небольшого роста, в круглых очках. И взгляд, кажется, такой же. Только борода не седая, а черно-рыжая…

— Папа, это Кеша Марков, — сказала Таня, и довольно ощутимо пихнула Кешку в бок.

— О! Кеша! — дедушка — недедушка покачал головой. — Я сражён и очарован вашим внешним видом, юноша! Как вам это удалось?!

А чумазый Кешка всё стоял, как истукан, и не мог вымолвить ни слова.

— Ну что ты, пап, честное слово, — заступилась за Кешку Таня, — вот, упал человек… Между прочим, папа, Кеша — друг Тиграна Каспаряна.