Не хочу в рюкзак - Каленова Тамара Александровна

Она долго не возвращалась. Славка огляделся. Две кровати. Магнитофон в углу. Электрическая плитка. Чемоданы. Книги. Казалось, с приходом Маши ничего не прибавилось в немудрящей обстановке. И в то же время Славка по тысячам примет мог бы сказать, что она живет здесь: хула-хуп. Запах духов. В недавно крашенных половицах — мелкие дырочки от каблуков-«шпилек», как веснушки.

За дверью послышались торопливые мужские шаги и постукивание легких каблучков.

«Они!» — Славка почему-то встал.

— Славка! Дружище! — с некоторой запинкой, но искренно воскликнул Измаил.

Напряжение спало, и Славка крепко пожал ему руку. Оба потянулись за сигаретами.

— Ну, задымили! — Маша притворилась рассерженной.

Измаил и Славка, попрятав в кулаки сигареты, удалились в коридор.

— Не могу, понимаешь, по углам курить, — признался доверительно Измаил. — Привык в комнате. А Марусе дым вреден. Гимнастика...

— Да, конечно, — согласился Славка. — Ты уж отвыкай.

Теплое слово «Маруся» разбудило в Славкином сердце утихшую боль, даже голова закружилась. Боясь, что Измаил станет продолжать разговор о Маше, Славка спросил:

— Ну, как Григ? Давненько не видал его... Измаил нахмурился.

— Григорий развил бурную деятельность. Влез в душу к литераторам и носится с их Галкой как с писаной торбой. Помнишь, Лида о дневнике рассказывала?.. Эту Галку — гнать из университета, а он: «Девчонке девятнадцать лет... После суда она стала лучше...» А на мой взгляд, это демагогия незрелого гуманиста. До тех пор, как поступить учиться, я слесарничал год. Гришка на шахте в Казахстане вкалывал... Ты и учишься и работаешь. Для нас школой была работа...

— А может, действительно ее к нам на стройку? — в раздумье сказал Славка, забывая, что совсем недавно спорил с Клюевым, защищая тезис «работа — не лекарство!». — Может, понравится? У нас в детдоме тоже была одна такая артистка, теперь — каменщица первой статьи...

— Во-во! — обрадовался поддержке Измаил. — Гришку только фактами убедить можно.

Докурив, Славка и Измаил вернулись в комнату. Маша успела переодеться. В простеньком домашнем платье она показалась Славке еще красивей.

— А где же Гришка? — обеспокоенно спросила Маша. — Послали за сахаром, а он запропал...

— Придет, никуда не денется,

Гриша возник на пороге неожиданно, запыхавшийся, взволнованный.

— Ребята, сейчас встретил девчонок... Что-то стряслось с Лидой!

— Что такое?! — вскочила Маша.

— Толком не знаю. Бежал к вам, думал, вы... Измаил принял решение:

— Пошли!

Маша виновато взглянула на мужа:

— Я опаздываю... Представление...

— Хорошо. Иди. Мы сами...

IX

Фонарем вспыхнуло солнце, вечерним фонарем — и погасло. Палата наполнилась сумерками.

Лида очнулась и долго лежала, с трудом восстанавливая в памяти, кто она, почему находится в пустой тихой комнате, пропахшей какими-то мазями, нашатырным спиртом и йодом, отчего так сильно болит нога и нет сил приподнять голову.

Постепенно Лида освоилась, притерпелась и могла даже дотянуться и включить свет. Но она этого не сделала: ей казалось, что при свете боль усилится. Лида осталась лежать в темноте.

«Я прекрасно знаю, — думала она. — Я знаю, что стою где-то посредине. Ни к особо хорошим, ни к особо плохим... За что же мне такая особенная боль?! Ни шевельнуться...»

В те минуты, когда бедро переставало болеть, она силилась думать об университете, о ребятах, о том, что теперь она отстанет, не сдаст сессию.

Лиде всегда хотелось быть остроумной и беспечной, казаться «своим парнем». Не выходило. Наверно, именно поэтому Гришка ни разу не взглянул на нее так, как ей хотелось бы... Ни разу!

Вошел дежурный врач в сопровождении сестры.

— Что так мрачно живете? — сказал он и щелкнул выключателем.

Лида зажмурилась.

— Ничего страшного, — успокоил врач.

Он взял в свою прохладную руку Лидину кисть и пощупал пульс.

— За-ме-чательно, — задумчиво сказал он. — Ну, а вообще — как настроение?

— Так...

— Не надоело одной? — он внимательно посмотрел на нее.

— Да, надоело, — ответила Лида. Она хотела добавить: «и лежать надоело», но удержалась, понимая, что это будет всего лишь безнадежная жалоба.

— Замечательно! — повторил врач. — А мы как раз хотели вас перевести в другую палату, повеселее.

Он повернулся к сестре и что-то быстро сказал ей. Та наклонила голову.

После его ухода нянечки перекатили Лидину кровать в соседнюю палату.

Лида забылась недолгим сном. Проснулась как от толчка. Что-то встревожило ее — сразу не понять что. Нога? Но, кажется, боль утихла.

За дверью, не спеша приближаясь, раздались чьи-то шаги. Человек прошел мимо, в глубь коридора, но через некоторое время Лида снова услышала все те же неторопливые, но какие-то тревожные шаги.

Рядом завозилась соседка, девочка лет тринадцати, у которой тоже был перелом ноги.

— Кто это? — шепотом спросила у нее Лида.

— Дяденька из шестой, — так же шепотом ответила девочка. И, вздохнув, как взрослая, добавила: — Геологом работает.

— Что же он?.. — снова спросила Лида.

— Операция завтра, — сказала девочка и замолчала.

В гулком коридоре под самой дверью снова раздались шаги.

«Наверно, вся больница слышит, — подумала Лида. — И все молчат, понимают». Ей вдруг стало отчего-то неловко, будто ее страдания были не взаправдашние.

На своей кровати притихла девочка, Лида чувствовала — не спит, прислушивается. Что думает она? Что думает вон та женщина в углу, которая тоже проснулась? Прежде Лида мало задумывалась над тем, что творится в душах людей, живущих рядом. В общежитии было не просто, но все понятно. Посылка — на всех, тайна — тоже. А вот как разделить с человеком его собственную боль, как утешить? Лида пока не знала этого.

На другой день у Лиды поднялась температура. Полнейшее безразличие охватило ее. Ей казалось, что она всеми покинута, забыта, и странно — это нисколько не трогало ее. Жизнь в больнице начинала казаться ей привычной.

В это время к Лиде пришел первый посетитель, пожилой мужчина.

— Как вы себя чувствуете? Разговаривать можете? — первым делом спросил он.

— Могу.

— Вот и хорошо. Я веду ваше дело. Хотел бы задать вопросы...

— Да?..

— Вы помните, сколько было нападающих?

— Двое, — безразлично отозвалась Лида.

— Видели их лица?

— На улице было темно. Свет горел только у моста. Я шла по лестнице, а они спускались навстречу. Один высокий, в куртке. Хорошая такая куртка, спортивная... Другой — моего роста...

— Дальше.

— «Девушка, вы к нам?» — спросил высокий. «Она к нам», — ответил за меня низкий. Обнял... Я хотела отшутиться, но он выхватил папку. А там стипендии двух девчонок, я им несла... Кто-то из них завернул мне руку. Я хотела крикнуть, но не успела. Высокий зажал рот кожаной перчаткой и толкнул к перилам. Я почувствовала, что лечу вниз... Вот и все.

— Больше ничего не запомнили?

— Нет... То есть вот еще: одного зовут Камбала. «Камбала, выверни куртку», — сказал кто-то из них.

— Все?

— Все.

— Поправляйтесь. Всего хорошего. — Оперуполномоченный неловко поднялся со стула и вдруг сказал: — Не беспокойтесь, мы их обязательно поймаем.

— Мне все равно, — устало ответила Лида. Он посмотрел на нее с удивлением, хотел что-то сказать, но передумал и тихо, незаметно ушел.

Лида закрыла глаза и, чувствуя, как начинается очередной приступ боли, стиснула зубы, перестав замечать окружающее.

Под вечер к Лиде подошла молоденькая медсестра.

— К вам — парни, — с едва заметной завистью сказала она. — Третий день подряд приходят. Записок, говорят, передавать не будем, нам ее самое повидать надо...

— Что же вы раньше-то?! — Лида чуть не заплакала.

— Парни ничего, красивые, — подмигнула медсестра. — На язык шустрые. Вон как мне зубы заговаривали!