По ту сторону моря - Екатерина Андреева

я, кажется, выпустила Тьму, которая пугает каждого изгнанника до смерти? И что теперь на мне стоит метка из их легенд? Или что Пустошь, разбушевавшаяся в последнее время, оказывается, единственная, кто сдерживает его?

– Я так и думал, – подчеркнуто равнодушно произнес Ворон, – это важно только для тебя. Я не терплю, когда мои приказы нарушают, поэтому теперь ты полностью свободна в своих передвижениях.

Он снова обернулся к ребятам и начал раздавать указания. Я оглядела их лица, все они выглядели смущенными, и каждый старательно делал вид, что ничего не слышал. Даже Джоанн, судя по ее взгляду, чувствовала себя неловко, и только Элиасс тихо пробормотал мне:

– Это послужит тебе уроком.

Я чуть не кинулась на него с кулаками, меня раздирало от злости и обиды, хотелось расплакаться. Я понимала, что поступила неправильно, что заставила их беспокоиться. Но почему страж не мог довериться мне и понять, что я не стала бы уходить с незнакомцем только по своей прихоти?

Никогда не думала, что Ворон умеет так обижаться, и никогда не думала, что от этого может быть так больно мне. Я привязалась к стражнику, привыкла постоянно чувствовать его у себя за спиной, ощущать его поддержку, пусть у меня порой и возникали всякие подозрения на его счет. Просто невыносимо было натыкаться на его равнодушный взгляд и слушать, с каким холодом он говорит со мной, причем делая это только по необходимости. Ворон назначал мне какие-нибудь дела лишь по моей личной просьбе. Он демонстративно не отдавал мне команд. Мне было и стыдно, и грустно, и обидно. Я вспомнила, как мучилась, когда однажды поссорилась с Двэйном, и надеялась, что мой конфликт с Вороном не продлился так же долго.

Вечером я улучила момент, когда рядом со стражем никого не было, и решила попробовать снова.

– Ворон, извини меня, – тихо произнесла я. – Знаю, что нарушила твой приказ, но попробуй поверить мне – это было необходимо, и я точно знала, что мне ничего не грозит.

Страж посмотрел отрешенно, будто его это нисколько не интересовало, и меня снова пронзило холодом.

– Тебе не нужно извиняться. Я же сказал, что ты вольна идти куда вздумается.

Он повернулся, чтобы уйти, но я перехватила его за руку. Лицо стража недовольно сморщилось.

– Нам нужно держаться вместе…

– И это говоришь мне ты? – он криво усмехнулся.

– Ворон!! – Я вцепилась в его руку еще крепче. – Что мне сделать? Я не хотела пугать или обижать тебя, но по-другому не получалось. Как мы будем продолжать путь, если ты не хочешь даже разговаривать со мной? Я обещаю, что буду подчиняться, буду выполнять все твои приказы. Пожалуйста, прости меня!

– Будешь подчиняться? – он удивленно выгнул брови, а потом на его лицо снова легла тень: – Я так не думаю. Ты говоришь, что я обижаюсь? Но это не так, проблема гораздо больше. Мне становится сложно доверять тебе.

– Но, Ворон…

– Если я даю приказ, то надеюсь, что его выполнят, потому что от этого зависит наша общая безопасность. А ты всегда все делаешь по-своему! И как после этого я могу не сомневаться? У меня нет никакой гарантии в том, что ты сделаешь так, как я прошу, а не так, как решила сама. Очень трудно положиться на человека, который так поступает. Поэтому мое командование лишается смысла, теперь ты можешь делать что хочешь, без зазрений совести. Но и отвечай за себя сама, – в голосе Ворона мне померещились грустные нотки, но, когда в его глазах снова появился холод, я в этом засомневалась.

Страж отошел к Тому и Алессандро, а я крепко сжала зубы от горечи и злости.

– Ты же понимаешь, что в рейте никто тоже не похвалил бы тебя за самовольный уход, Лис? – раздался рядом голос Тимы. Я повернулась к парню, и тот улыбнулся: – Старшие, как и Ворон, отвечают за общую безопасность и потому требуют подчинения.

– Знаю, – я тяжело вздохнула, – но я – изгнанница и могу постоять за себя. Неужели он этого не понимает?

– Учитывая то, что нас должны были повесить у него на глазах, вероятно, нет, он не понимает. И отчасти прав в этом.

– Отчасти?

– Ну, – протянул он, – в рейтах кроме подчинения есть и еще одно правило, верно? Ты должен уметь постоять за себя, и если уходишь, значит, рассчитываешь на свои силы.

– Хочешь сказать, раз Ворон не изгнанник, а страж, то ему сложно понять нас?

Тима задумчиво покачал головой:

– Уж не знаю, кто он, но точно не страж, – я удивленно посмотрела на парня, и тот продолжил: – Разве ты не замечаешь, как он отличается от остальных? Другим стражам некомфортно посреди леса, они чувствуют себя неуверенно, хотя и пытаются это скрыть. И только охотник и Ворон понимают, с чем имеют дело, пусть это и не знакомая нам всем Пустошь. Это видно по их движениям, по их глазам. Поверь мне, Лис, я живу в рейте с пяти лет и могу точно сказать, кто в лесу новенький, а кто – нет.

Не сказать, что меня поразили наблюдения Тимы, но почему-то мне стало не по себе. Я задумалась, и только потом до меня дошел смысл его последних слов.

– Ты рос в рейте с пяти лет? – переспросила я. – Но при этом у тебя нет метки?

Как это обычно бывало с изгнанниками, Тима не обрадовался моему вопросу.

– В рейтах не обсуждают прошлое, забыла? – ответил он нарочито строгим голосом, но потом снова улыбнулся: – Моих родителей отправили в Пустошь, и они прихватили меня с собой. Конечно, ОБ не собиралось отдавать ребенка, и мои родители силой забрали меня у охотников. Так что родился я в Городе, но метки у меня нет. Иногда это удобно, – на его лице появилось хитрое выражение, – карточки с кодом всегда можно достать, а вот метка, – он покосился на мое запястье, – бывает обременительной.

– И не говори, – я подумала сразу о двух знаках, оставленных на моем теле. И одном невидимом. – За что твоих родителей выгнали из Города?

Тима замялся:

– Ну… по правде говоря, они убили советника, но мне так никогда и не удалось узнать почему. Мне хочется верить, что это была очень-очень уважительная причина. Не могу думать о них как об обыкновенных убийцах. Нет, я хорошо помню их, такого быть не могло!