О чем молчат рубины. Книга 2 - Фунтик Изюмов

шкатулку. За такое можно обоих рук лишиться! А вдобавок обоих глаз! Даже если найдётся отчаянная дура, из служанок, которая в любопытстве приоткроет шкатулку, увидев бумаги, она с разочарованием закроет крышку. Но не бросит бумаги в огонь! Нет-нет, как ни крути, но это дело рук монаха. Он отравил Александру… мы выяснили, что повар этого не делал! Он отправил служанку за доктором… оставшись в комнате! Он понимал, что служанка может в любой момент вернуться, и времени у него почти нет. Схватить шкатулку, выхватить оттуда все бумаги, не разбирая, и швырнуть их в огонь камина, тщательно пошерудив там каминными щипцами. И тут же — обратно к покойнице! И вовремя! Дверь открывается, на пороге — вернувшаяся служанка… Но, могло быть, что часть бумаг монах сунул за пазуху? Тоже могло! А в камин он бросил только ту бумагу, где были начертаны непонятные для него египетские письмена. И тогда… он специально сделал, чтобы обгорелый уголок остался в глубине камина? Чтобы мы поверили, что сожжено всё? А хитрая Катерина поселила его в комнату, в которой можно подглядывать? Чтобы внимательные глаза рассмотрели как следует, есть бумаги у монаха за пазухой или нету? Ох уж эти интриги… Но, надо признать, поступила она совершенно правильно!

— Во имя Божие! — возвестила, последний на сегодня, тост Катерина.

— Во веки веков! — нестройно зашумели подвыпившие гости.

Уф-ф… Кажется, пытка вином кончилась!

* * *

В голове слегка шумело, когда я пришёл в свою комнату. Слава Богу, не ту, шикарную и помпезную! Катерина попросила меня переночевать сегодня в Фиолетовой комнате. Ну, мало ли? Монах мог не сунуть бумаги за пазуху, а быстро спрятать их где-то тут же, в Фиолетовой комнате. И ночью попытаться забрать. Вероятность мала, особенно, учитывая, что он просил позволения покинуть замок. Но, вдруг это игра? Знал, что не отпустят, на ночь глядя? В общем, я согласился. Сел к столу и уставился на пламя свечи.

— Нет, — решил я, хорошенько подумав, — Турнира в Бургундии я устраивать не буду! Скорее в Орден! Там меня, согласно указанию папы римского, окрестят, я стану добрым католиком и, может быть, по такому случаю, посвятят в рыцарское звание? В конце концов, в посольстве я проявил себя с хорошей стороны… Ну, или после заключения мира с поляками, по случаю окончания войны, будут организованы турниры? Ведь, будут? Не могут не быть? А пока суть да дело, я выведаю досконально, заезжал ли Ульрих фон Юнгинген в родовой замок? Или… или придётся искать в другом направлении…

В дверь осторожно стукнули два раза.

— Войдите… — несколько растерялся я, — Одиль⁈ О, Господи! Ну, сколько раз объяснять, не нуждаюсь я в подобных услугах! Ни от тебя, ни от Матье! Где она, кстати?..

— Я не по этому поводу, — скромно потупила глаза девушка.

Представляете⁈ Одиль! Скромно! Потупила глаза! Оказывается, она даже это умеет!

— А по какому? — насторожился я.

— Леди Катерина просила вас, сударь, зайти к ней. А мне приказала в это время безотлучно сидеть здесь.

— Уверена⁈ Если ты обманываешь…

— Не обманываю! Что я, дура, такими вещами шутить⁈

— Ну, смотри! Чтобы из комнаты ни шагу!

И я заторопился в Голубую комнату, давно уже облюбованную Катериной.

— Входи, Андреас! — отозвалась Катерина на мой стук.

Я вошёл в полумрак комнаты.

— Ты звала? — на всякий случай уточнил я.

— Звала, — вздохнула Катерина и завозилась под одеялом, пододвигаясь от края кровати ближе к центру, — Располагайся!

И указала на место рядом с собой.

— Н-н-не понял! — обомлел я.

— Чего не понял⁈ Садись, говорю, на край! Ох, Андреас! Наверное у меня нервный срыв, не хуже, чем у тебя в Перпиньяне! Меня колотит, я глаз закрыть не могу! Как закрою, так перед глазами, то темница, то покойная кузина, то этот монах-отравитель… Ты же понимаешь, что он отравитель⁈ Только доказать этого мы не сможем! И придётся его отпустить… А я к таким потрясениям не привыкла! Я хочу в монастырь, где тихо и спокойно! А вместо этого, оказывается, именно на меня были покушения по дороге в Рим! Из-за меня был убит ни в чём не повинный юноша Филиппо, который вёз письмо в Орден. А потом хладнокровно прирезали тех, кто на меня покушался! А я хрупкая девушка, и мне всего семнадцать лет! Нет, я понимаю, что очень многие в мои годы уже детей воспитывают, но всё равно, семнадцать лет, это даже не середина жизни! Мне страшно, Андреас! А всего страшней, что я не понимаю, кому можно верить, а кому нельзя. Нет, умом понимаю, что тот же управляющий Мишель мне добра желает, что слугам и служанкам просто невыгодна моя смерть… но это умом! А глаза закрою — и вздрагиваю! На людях была смелой и решительной, ну, так графини по-другому и не могут! А вот, осталась одна, и дрожу, словно овечий хвостик! Андреас! Посиди со мной! Только тебе я могу доверять безоговорочно! Посиди со мной, хотя бы до тех пор, пока я не усну!

— Бедная девочка! — вздохнул я, — Иди ко мне. Я тебя пожалею…

Катерина доверчиво придвинулась ближе, а потом схватила одну из небольших подушечек, положила её ко мне на колени, а потом улеглась своей головой на неё. И я увидел, как нервно и тревожно пульсирует жилка у неё на шее.

Мне пришла в голову идея.

— Подожди-ка! — попросил я, привставая, с трудом дотянулся до комода и ухватил там гребень. Снова сел и поправил подушку, чтобы Катерине было удобнее. А потом легко, невесомо, провёл гребнем по её волосам, раскинувшимся по всем сторонам подушки. И ещё, и ещё…

— Хорошо-то как!.. — еле слышно шепнула Катерина.

— Расслабься, — посоветовал я, — Не думай ни о чём! Думай только о том, что я тебе буду рассказывать! А я буду рассказывать… как один балда попал в новый мир! И ходил, разинув рот, потому что первый раз в жизни видел подкованных лошадей и рисунки, где люди нарисованы не только в профиль, но и анфас и три четверти…

И я, ровным, размеренным голосом, начал рассказывать свои приключения. Что-то она знала, что-то нет. Но я теперь рассказывал о своих мыслях, чувствах, страхах и надеждах. Мы никогда раньше не обсуждали этого. Это… личные переживания! Не для того, чтобы выставлять их напоказ.