Затмевая могущественных - Борис Владимирович Сапожников

ответил я, снова отдал честь – и только тут понял, что шлем мой так и остался лежать у полуразрушенной стены миссии, Я забыл взять его, когда скомандовал отступление.

– Ничего, – усмехнулся Чард, видя мое недоумение по этому поводу. – Главное, чтобы наши головы не достались зулусам. А шлем – черт с ним, со шлемом.

Я был удивлен тому, что вроде бы обычно мрачный Чард оказался способен на шутки в таком жутком положении. Однако лейтенант не спешил впадать в уныние.

Я вернулся на позиции взвода. Там уже худо-бедно собирали баррикаду. В дело пошло всё. Опустошенные ящики из-под патронов. Только на сей раз пустые. Перевернутая повозка отца Уитта. Днище ее укрепили снятыми колесами. Пятеро солдат выносили из церкви лавки – они тоже пошли в дело. Сам святой отец периодически высовывался из задних дверей церкви, превращенной в госпиталь, и кудахтал о варварстве и причинении ущерба святой церкви. Этим он только мешал солдатам, которых то и дело хватал за рукава мундиров или пытался вырвать лавки у них из рук. Солдаты держались мужественно и спокойно. Хотя видно было – еще немного и кто-нибудь из не сильно верующих просто отмахнется от святого отца. А это может закончиться для Уитта довольно плачевно.

Походя одобрив действия солдат, я зашел в госпиталь. Мне надо было быстро переговорить со старшим фельдшером насчет легкораненых. Заодно я решил переброситься и парой слов с отцом Уиттом.

Он как раз кинулся к солдатам, выносящим последнюю лавку, когда я перехватил его за рукав рясы.

– Святой отец... – только начал я, но прервался. От Уитта несло дешевым спиртным. По всей видимости, он был пьян в стельку. И тогда разговор я повел совсем в ином ключе. – Что вы тут делаете в столь непотребном виде?

– Это моя церковь, – выпалил он, обдавая меня волной винного духа. – И я не позволю...

– Вы зулусам будете позволять или не позволять, когда войдут сюда, – оборвал его я. – Если не можете быть полезны нам, так хоть не мешайте. Возьмите пример с вашей дочери!

Я указал на юную Маргарет. Та как раз ловко бинтовала руку моему сержанту с роскошными бакенбардами. Под ногами их валялись оторванный рукав мундира и рубашки.

– Я не умею лечить людей, – отрезал Уитт, но в голосе его мне послышались виноватые нотки.

– Тогда помолитесь за нас, – отрезал я. – Или просто не мешайте.

Я направился к его дочери. Маргарет как раз закончила с перевязкой и мыла руки в тазу. Вода в нем стремительно окрашивалась кровью. Довольно жуткое, надо сказать, зрелище.

– Мисс Маргарет, – обратился к ней я, – подскажите, кто старший среди фельдшеров?

– Теперь я, – ответила она. – С тех пор, как беднягу Хэнкока застрелили. Слава Господу, он почти не мучился. Пуля пробила грудь навылет.

Меня мало интересовали подробности гибели фельдшера Хэнкока, но прерывать мисс Маргарет я счел невозможным. Слишком невежливо. Даже в сложившихся обстоятельствах.

– Раз вы теперь за старшую, – сказал я ей, – то вот вам приказ лейтенанта Чарда. Всех легкораненых, кто может продолжать сражаться, – отправляйте прямо ко мне.

– Но это же просто бесчеловечно, – лицо Маргарет вспыхнуло, – снова отправлять в бой тех, кто только покинул его с ранением.

– Мисс, – сказал ей я, – зулусы, как я слышал, имеют привычку вспарывать всем животы. Я думаю, лучше умереть в бою, чем от такой раны. Впрочем, бесчеловечно или нет, но приказ лейтенанта вы слышали.

Сейчас у нас на счету каждый человек, который способен держать винтовку.

Я указал ей на сержанта с роскошными бакенбардами. Тот одной рукой помогал солдатам вынести ящик из-под медикаментов. Он тоже пойдет в нашу баррикаду.

– Очень скоро нам придется драться с зулусами без прикрытия стен, – сказал я мисс Маргарет напоследок. – Я понимаю, что ваша христианская доброта застит вам глаза, но подумайте о том, что зулусы вспарывают животы всем и пленных не берут.

– А вы разве не христианин? – с укором поглядела на меня Маргарет.

– Сейчас, мисс, я – солдат.

И я вышел из церкви, превращенной в лазарет, вслед за солдатами, несущими пустой ящик из-под медикаментов.

– Снарядов мало осталось, – сказал мне артиллерист, стоило мне только покинуть стены церкви. – Да и пороха тоже.

– Беречь все равно не стоит, – отмахнулся я. – Вряд ли мы доживем до вечера.

– Это да, – кивнул артиллерист.

Мои солдаты быстро сооружали баррикаду. Но та не шла ни в какое сравнение с нашими первоначальными позициями. Укрыться за ней можно было разве что во время рукопашной. Но когда дойдет до нее – скорее всего все мы очень быстро окажемся покойниками. Тем более что Торлоу со своей чудо-пушкой давно убрался обратно к Чарду.

Солнце перевалило зенит, а солдаты наладили баррикаду, когда зулусы снова пошли на приступ.

По нам открыли просто ураганный огонь с террасы, но результата он не принес. Пули без толку бились в стену госпиталя, не в силах причинить нам вреда. Тем временем сотни зулусов устремились в атаку. Они ловко перепрыгивали стену миссии, почти не замедляя шага, и также бегом неслись на нас. Вот тут чернокожие воины были как на ладони. Этим и надо было пользоваться!

Орудия были заряжены картечью – и они выплюнули ее прямо в передние ряды атакующих. А следом стрелки принялись палить с такой скоростью, с какой могли. Не до меткости сейчас. Главное всадить в зулусов как можно больше пуль. Попытаться остановить их неудержимый, казалось бы, вал.

Я успел переснарядить все магазины для своего маузера – и теперь палил без разбора. Держал пистолет в левой руке – даже так вряд ли в кого промазал. Правой же крепко сжимал эфес венгерской сабли. Казалось, вот-вот мне придется-таки пустить ее в ход. Два десятка патронов в магазине маузера улетели почти мгновенно – не знаю уж, скольких зулусов удалось ими свалить. Я воткнул саблю в землю прямо перед собой. Выхватил новый магазин – перезарядил оружие. Снова принялся палить.

Рядом рявкали винтовки. Дважды еще прогрохотали орудия, осыпав наступающих зулусов картечью. Во второй раз их залпом буквально смели с баррикады. Несколько десятков чернокожих воинов рухнули замертво, иссеченные картечью.

– Слава Господу богу на небесах, – услышал я голос рядом, – это обычные черномазые, а не те черти.

Я скосил