Наблюдатель. Фантастическая правда, или Второе пришествие Христа - Валентин Андреевич Логунов

и белым, между Тьмой и Светом, между Добром и Злом. Но я подозреваю, – Эйн огляделся и заговорщицки приставил указательный палец к губам, – я подозреваю, что реликтовая свобода, свобода коренная пришла в мир неожиданно для самого Творца и оттуда, откуда Он не ждал ее.

– Ты что-то темнишь, Эйн? Договаривай.

Эйн задумался, заметно было, что сомневается, продолжать ли рискованную тему беседы. И наконец принял решение.

– Боюсь, Иисус, что я вторгся не в свою сферу. Тебе лучше поговорить об этом с Бердом. Это его епархия и его теория.

Иисус навестил Берда через неделю. Берда отличало от других членов Аналитического совета замкнутость, излишняя доля самонадеянности. У него не было близких друзей и, кажется, он в них не особенно нуждался. Он оставлял о себе впечатление вечно занятого человека, которого ни на минуту не оставляет озабоченность. Саваоф, впрочем, очень высоко ценил Берда за его углубленные проникновения в проблемы этики и нравственности. В отличие от того же Эйна Берд горячо защищал проект развития жизни на Земле, верил, что человеку уготована великая миссия стать верным и полезным помощником Творцу в схватке Тьмы и Света. Эйн на это с ехидцей замечал: «Не смеши меня, коллега… Что могут эти козявки? И что, у Саваофа нет больше дел, кроме как возиться с ними? Уверен, Он давно забыл о них».

На этот раз разговор начался с другого. Иисус рассказал о беседе с Эйном и о том, что тот уклонился от темы соотношения закона и свободы.

– Он сослался на то, что это твоя, Берг, стезя, с тобой и следует обсуждать ее.

Берг долго тер плохо выбритый подбородок.

– Не знаю, Иисус, с чего и начать… Проект «Земля и Разум» – так называю его я – вступает в решающую фазу. Еще каких-то двадцать-тридцать миллионов земных лет, а это, согласись, мгновение, и мы станем свидетелями появления предков человека, существа разумного, способного познавать законы творения мира и самого себя. Когда твой отец говорит о том, что он создает свое подобие, он имеет в виду не бороду, руки и ноги, а чудное свойство тварного существа, а именно – способность творить. А эта способность пока только Его прерогатива. И теперь задумайся: Он готов поделиться своим умением, своими безграничными знаниями с какими-то, по мнению Эйна, козявками! Ясно же, Отец твой имеет в виду что-то другое! Но в последнее время, я чувствую, Творец чем-то озабочен. Чем? Могу лишь предполагать. В проект «Земля и Разум» вмешались посторонние силы…

– Меон, Люцифер?

– Вряд ли. Они способны только ставить подножки, устраивать в физическом мире различные ловушки. Нет, речь идет о том, на что намекнул тебе Эйн: о проникновении в мироустройство реликтовой свободы. И оно не было учтено Творцом. Я допускаю, что реликтовая свобода – это то, что существовало в Небытии, она как бы на время «схоронилась» там, а при акте творения мира пролилась в природу. И я допускаю, что Саваоф, творя, не участвовал в происхождении свободы и даже не учитывал ее. Он просто не знал о ее существовании. Думаю, свобода, содержащаяся в Небытии, – тяжелое наследство, полученное от сотворения видимого и невидимого мира. То есть, предшественник допустил создание мира с условием, что останется возможность возвратиться к прежнему состоянию или к какому-то другому. Предшественник по какой-то причине, неведомой нам и, я думаю, самому Творцу, против вечности любого созданного мира.

– Ты хочешь сказать, что мы… смертны: отец, я, ангелы, ты? Ведь если был предшественник Творца, то, значит, именно он… породил нас? А если состоялось рождение, то будет и смерть. Ибо не может быть смерти без рождения и рождения – без смерти.

– Насчет собственной персоны я не имею иллюзий. Что касается вашего брата… Я не знаю, Иисус. Но спрошу тебя: зачем она, вечность? Быть вечно, это же, по-моему, великая мука. Впрочем, не исключаю, что за смертью может последовать воскресение… – смягчил он свой вывод.

– Ты разговаривал с папой об этом?

Берг задумался:

– Однажды я попытался получить ответы на эти вопросы. Саваоф усмехнулся и сказал: «Не вкуси плода с древа познания, ибо в этом погибель твоя». Но я полагаю, он имел в виду не столько меня, сколько самого себя. Увы, он не знает главного: откуда он взялся сам. И если это так, то он не может не думать о том, что в таком случае не было никакого смысла создавать Вселенную, ибо и созданный им мир ограничен и смертен. И впрямь: родиться, чтобы умереть – есть ли более глупая затея?

Иисус пристально глядел в глаза Берга. В душе его вскипало раздражение. Оказывается, далеко не все в окружении его Отца поддерживают и восхищаются им, предательство Люцифера и группы ангелов не случайность, а следствие накапливаемого недовольства, настороженности, а по большому счету, сомнений в нужности Творения. Иисус уже не контролировал себя. Обида нарастала. Берг, думал он, хитрит; он утверждает, что вечность, бессмертие есть мука, а на самом деле хочет продвижения по службе, перевода в сонм ангелов. И все хотят бессмертия! Все! Зависть, конформизм, скрытая злоба – вот что окружает Творца. И, кажется, Творец видит это. И страдает. Не может не страдать. Иисус подумал о том, что ему следовало бы почаще быть рядом с Отцом, помогать ему в управлении миром. Да, давно пора покончить с детскими забавами.

Прощаясь с Бергом, он, не подавая руки, усмехнулся:

– Берг, я отвечу на твой последний вопрос. Более глупая затея, если следовать твоей логике, все же есть. Хочешь знать, какая именно? Совсем не родиться. Только я не знаю никого, кто сожалел бы о том, что он родился. Уверен, и ты в их числе.

Картина шестая

Демонстрационный зал, где предстояла прокрутка документального фильма об истории рождения и развития Земли, представлял собой разрезанный пополам шар с пристроенной ложей по диаметру, откуда зритель обозревал панораму геологических и других событий на планете с момента ее появления, то есть, 4,5 миллиарда лет назад. Иисус запустил программу и первое, что он увидел и услышал, восхитило его. Сначала раздался звук, то ли свист, то ли протяженный стон; звук удалялся, становился все тише и тише, превращаясь в гармоничную мелодию – неизбывную, радостную, словно кто-то спешил на свидание с желанным и любимым. На экране возник пылающий шар, сполохи взрывов поднимались над его поверхностью. Стремительно неслись и врезались в планету многочисленные глыбы-скитальцы. Двигались континенты, земную кору пробивали фонтаны лавы, образуя величественные горы и пропасти. Рождавшаяся планета напомнила ему