Лоскутки - Ульяна Каршева

учеников, принадлежащих к высшей аристократии нашего города. – А помолчав немного, осторожно спросил, напомнив Демире мастера Бартоломью: - Кажется, вы подружились с молодым Гармом?

- «Подружиться» – слишком сильное слово для того, что было на занятиях, - сказала девушка, гадая, с чего бы это преподавателей волнует именно Гарм. Тому, что её спросили о нём, она, в общем-то, не удивилась: наверняка «озарённый неведомой идеей» мастер Бартоломью уже рассказал куратору про них. – Мы сидели вместе на двух лекциях и перебросились всего парой слов… Мастер Мелхор, - тоже осторожно спросила она, - мне кажется, я что-то должна знать о студенте Гарме.

Куратор задумчиво посмотрел на неё, а потом как-то нехотя объяснил:

- Гарм происходит из очень знатной семьи. Но существует маленький нюанс. Если вы хотите ругаться с Кристофером, ругайтесь в своё удовольствие, лишь бы ваши ссоры не повредили вашей учёбе. Но с Гармом лучше быть в ровных отношениях. Он… как бы это выразить помягче... Он должен быть всегда спокойным. То есть... характер у него такой, что лучше… - куратор снова замялся, как-то неловко глядя на Демиру. – Его… сердить нельзя! – вдруг выпалил мастер Мелхор.

«Гарм – псих, что ли? Поэтому у него такие… телохранители? Чтобы, если что, сразу схватить его и связать?.. Нет, как-то не сходится… Или я просто с такими не сталкивалась до сих пор?» - пронеслось в мыслях. Но девушка промолчала. Только встала и поблагодарила куратора за информацию.

Выйдя из кабинета, Демира медленно пошла к выходу из академии. Мама с Наидой должны заехать за ней после последней пары, а значит – они уже ждут её на территории академии. Интересно, как там – дома? И усмехнулась: трудновато пока называть домом ту страшную двухэтажку, в которую её привезут, но в которой она пока не может жить.

Но мысли снова повернули к академии. Точней – к группе. «А если попросить, чтобы в кабинеты, где занимаемся, поставили ещё один стол? Для меня? Чтобы не сидеть рядом с опасным Гармом. Чтобы не злиться на дурака Кристофера. Чтобы учиться на всю катушку! И девчонки группы будут очень рады!»

В вестибюле академии было почти пустынно. Звонок на четвёртую пару давно прозвенел, а все, кто должен уйти либо побежать в здешнюю библиотеку, ушли. Несколько человек, среди которых Демира никого из своих не узнала, стояли у окна, о чём-то негромко переговариваясь. Судя по учебникам в руках, говорили о важном для себя. Так что девушка застегнула молнию на джинсовой куртке до горла и вышла на улицу. Ветер взъерошил её волосы, облепив лицо. Пока она, смеясь, воевала с ними, запихивая в капюшон, сбоку раздался звук подъезжающей машины.

- Демира! – услышала она звонкий голосок Эльки и помахала ей рукой.

И хмыкнула, собравшись было спуститься по небольшой лестницы с крыльца академии: слева стоял насупленный на неё Кристофер, вокруг которого суетились два телохранителя, а справа, улыбаясь щенячьему восторгу Эльки, высунувшейся из окна, смотрел на подъехавшую машину Гарм.

И, только сев на заднее сиденье, Демира внезапно перестала улыбаться. Гарм стоял к ней ближе. И тем же хулиганским ветром его лохматые волосы неплохо так взметнуло. И нечто, что в тот миг просто царапнуло, как что-то странное, сейчас девушка увидела, воспроизведя в памяти при помощи артефакта, который ей выдали для заучивания новых мест в городе. Обруч на голове Гарма. Не украшение, как она поначалу подумала. Когда лохмы Гарма ветром отбросило с его виска, стало заметно, что обруч буквально впился ему в голову едва видными серебряными шипами.

Глава 2

Различать девочек Лиза начала вскоре после развода и всего того муторного, что связано с ним: вынужденный анализ ДНК обеих девочек, чуть не судебные тяжбы с персоналом роддома, обалдевшим от претензий семьи и застонавшим под наездами различного рода комиссий. Бывший муж согласился выплачивать алименты только на одного ребёнка – и пропал с горизонта, не выплатив ни копейки за все годы. Слёзы, которые Лиза лила по нему всё трудное время развода, высохли сами по себе, когда она поняла, что все его последние поступки по отношению к ней можно было назвать только одним точным словом – предательство.

Потом невыносимо захотелось назвать вторую (только кто из них вторая-то?!) дочку именем, созвучным с именем той, которая была у неё с самого начала… если так можно выразиться. Особенно сильно это желание возникало на улице, когда Лиза брела с коляской по дворовым бульварам. На язык буквально ложилось то, что потом с улыбкой напевалось на манер колыбельной: «Спят мои Эльмира и Демира! И сопят во сне мои малышки – и Демира, и Эльмира!»

Тест ДНК подтвердил её неистовое желание, чтобы вторая дочка стала ею законно. Так на свет появилось официальное свидетельство о рождении Демиры.

А когда Лиза успокоилась и начала остывать от напряжения, в котором пребывала долгое время, она стала замечать: несмотря на потрясающую идентичность, дочки всё же разные. О своих наблюдениях никому не рассказывала. Суеверно боялась, как бы не разлучили, потому что прикипела к обеим, да и не помнила уже, которая из девочек раньше была с нею. Но одна всё же казалась поменьше… В детской поликлинике с ней бы не согласились – весили обе одинаково, да и рост один. Но одна – та самая, что поменьше, после пережитого стресса своим привычным с рождения поведением всё же «подсказала», что Лиза помнит её младенческие привычки. И мать стала называть ту, кажущуюся поменьше, Эльмирой, а ту, что постарше, – Демирой. Врач в детской поликлинике не удивлялась: многие матери близнецов интуитивно различали похожих детей.

За эти годы чего только ни было… Умерли родители Лизы, которые поддерживали дочь и внучат. Умерла свекровь, которая хоть и ворчала, но, в отличие от сына, нередко прибегала навестить внезапно удвоенных внучек и посидеть с ними, пока мать на работе. Муж так и не появился ни разу, а Лиза не стала искать его, надеясь, что работа у неё достаточно солидная – заводским технологом, что её-то, с её опытом, не сократят. Но… Человек предполагает, а жизнь располагает…

Огромным везением Лиза считала то, что сократили её тогда, когда девочки выросли. Обе бегали с ней на все её подработки, не гнушаясь грязной, а порой и презираемой другими работой. Обе старались придумать для себя увлечения и занятия