Даром - Яна Каляева

— таким призывают к себе ребенка, чтобы подхватить на руки. Люди со всей площади механически подходят к нему, встают стеной. Но оператора дрона это не смущает; он выводит аппарат в точку строго над головой Васильева, прицеливается и стреляет один-единственный раз.

Васильев падает. Площадь тут же захлестывает суетой: люди начинают бегать, махать руками, оседать на землю. По лицам видно, что многие кричат.

Лысый опускает крышку ноутбука:

— Ну все, можно выдыхать. Экстренные службы наготове. Пострадавшим окажут помощь… тем, кому еще можно чем-то помочь.

Выдыхаю:

— Где можно записаться в добровольцы на войну с этой поганью?

— Честно говоря, я тебя в добровольцы уже записал, Саша, — говорит усатый. — Глянул психологический профиль и понял, что ты по-любому в стороне не останешься. Ситуация-то покруче, чем с твоей Лорой. Она стала жертвой насилия в результате стечения жизненных обстоятельств. А этих двоих кто-то похитил, запер в карьере и доводил до безумия целенаправленно.

— Но зачем? Чтобы они устроили бойню в обычном поселке городского типа?

— Похоже, с ними просто малость не рассчитали. Наверно, они выбрались из шахты преждевременно и действовали спонтанно — то есть исходя из своей сдвинутой картины мира. А теперь представь, что случится, если такими вот сверходаренными будет управлять какая-то расчетливая гнида. В общем, привлекаем тебя к расследованию. И Дар твой пригодится, и, так сказать, опыт… Завтра жди вызова в командировку, не знаю пока куда. Или в Карьерный, или сразу в Москву, в штаб. Пока езжай домой, отдохни, чемодан собери. Надеюсь, алкоголем стресс снимать не будешь?

Вот черт, унюхал. Мотаю головой:

— Нет, я не из этих. Вчера случайно вышло.

— Да я знаю, читал досье, — усатый обаятельно улыбается. — Мы теперь будем часто общаться. Мне, скорее всего, предложат должность координатора, как раз сейчас создается штаб. Так и не представился за всей этой суетой, ты уж не обижайся на старика, это не от высокомерия — из-за стресса. Самохин, Юрий Сергеевич.

— Рад знакомству.

Ясно-понятно, усатый Самохин включил режим добродушного дядьки. Лицо расплывается в улыбке, а глаза остаются стальными. Интересно, какие у него еще есть режимы? Наверно, я скоро это узнаю.

— Ладно, не задерживаем больше, — Самохин тянет руку для пожатия. — До связи.

Пожимаю руку всем, последним — бледному Лехе. Выхожу из кабинета. Так, где у них тут сортир? Открываю кран, набираю в горсть воду, пью — еще и еще раз. Потом мою лицо… нет, этого недостаточно — засовываю под кран голову, хрен с ним, что воротник промокнет. Из кабинки выходит лейтенант, смотрит на меня квадратными глазами и выползает бочком, забыв помыть руки.

Напротив управления — белая девятиэтажка, точно такая же, как та, в Карьерном. Бабуля кормит голубей. Пацан собаку выгуливает. Кудрявая женщина катит коляску, поворачивается ко мне… вздрагиваю — лицом она слегка напоминает Нину Попову. Не монстра из поселка, а девушку с фотографии.

Ткачиха, которая хотела лучше управляться со своими станками. Преподаватель, который хотел, чтобы студенты внимательнее его слушали. Понятные желания, распространенные Дары… Какие боги и чудовища спят внутри самых обыкновенных людей?

Телефон пищит. Машинально проверяю сообщение. Мария пишет: «Вот адрес Надежды. Судя по геолокации телефона, она сейчас там».

Что еще, черт возьми, за Надежда? А, уборщица — потенциальная праведница, свободная от Дара. Если, конечно, мне все это вообще не приглючилось по пьяной лавочке. Реально, вот совсем сейчас не до этой мистики, на фоне таких-то проблем…

Но все-таки это ниточка, которая может вывести к Олегу. Я же себе не прощу, если упущу ее. Даже если это один шанс из тысячи, я должен его отработать. И на завтра не отложишь — скорее всего, меня не будет в городе, да и Надежда может уехать, ищи ее потом… Надежда слабая, но другой-то нет… фу, какой тупой каламбур получился.

Трясу головой, потираю виски. Покупаю кофе в уличном автомате. Иду к машине, на ходу вводя в навигатор адрес из сообщения.

Глава 11

Пробуждение. Часть 3

— Надежда, прошу вас, откройте мне. Я знаю, что вы здесь.

Уже начало темнеть, и прежде чем подниматься на четвертый этаж этой пятиэтажки, я успел проверить окна нужной квартиры — в одном из них горел тусклый свет, но тяжелые шторы не позволили ничего рассмотреть.

Если бы не этот свет, я бы уже уехал домой. Из-за обтянутой бордовым дерматином двери не доносится ни звука — только пронзительный звонок, на который я надавил за последние полчаса раз десять, не меньше.

Говорю в дверь:

— Надежда, я понимаю, что веду себя назойливо и грубо. Но никакого вреда я вам причинять не намерен, просто речь идет о чрезвычайно важном для меня вопросе. Потому я буду сидеть под дверью, пока вы не откроете. Знаю, как это звучит, но других вариантов у меня попросту нет.

Действительно сажусь на грязноватый кафель. Вот глупо получится, если кто-нибудь полицию вызовет… А потом еще и в прессу просочится: «Шок, сенсация: предприниматель преследует уборщицу». Неважно, конечно, на фоне сегодняшнего, но все равно неприятно.

Из соседней квартиры выходит бабка с пластиковым мусорным ведром, смотрит на меня исподлобья, шаркает по лестнице вниз. Наваливается похмелье — я-то надеялся, оно прошло, а оно только на время отступило из-за стресса, чтобы перегруппироваться и вернуться с новыми силами. В голове тяжесть, пальцы крупно дрожат, желудок протестует против выпитого дрянного кофе.

Возвращается старуха с пустым ведром, снова презрительно смотрит на меня, потом, скрипя замком, запирается у себя. Продолжаю ждать. Мама любит повторять, что моим главным качеством с первых дней жизни было редкостное упрямство; я так и не понял, правда, как похвалу она это говорит или как упрек.

Наверно, я задремал, потому что шагов за дерматиновой дверью не услышал. Открываю глаза — Надежда хмуро смотрит на меня, стоя в дверном проеме. На ней красные спортивные штаны с лампасами, мешковатая футболка и стоптанные тапки.

— Ну заходи уже, что с тобой делать…

Иду за ней по паркету-елочке. Местами лак облупился, обнажив темную древесину. Некоторые плашки разболтались, едва держатся.

— Да ты садись, что ли, — Надежда указывает на продавленный диван, сама опускается на стул, обитый красным плюшем. — Чего тебе от меня надо?

— Во-первых, я хочу попросить прощения за то, что так вламываюсь. И за то, что случилось ночью в офисе.

— Да было бы за что, — Надежда криво усмехается.