Время скитальцев - Мария Чернышова

в назначенный день, оба Раньера со слугами переправились через Ривару и отправились в усадьбу Витале.

Дорога была неважная, а день с и с утра был туманный, а под вечер и вовсе словно пелена легла на Ривару. Помню и в городе было, как в молочной каше, а уж на том берегу и вовсе ни зги не видно. И как говорил после господин Раньер, пропустили они в том тумане нужный указующий столб, а после, как видно, свернули не туда и заблудились напрочь. Уж и сумерки пали, а после и ночь настала, а они все кружили по полям и низинам. Пару раз чуть в грязи не утопли, промокли все, замерзли. Говорили, что туман был такой, что факелы гасли, не выдерживая влаги. Кричали, но никто не отзывался. В конце концов решили остановиться и ждать, пока не рассветет.

И так они промаялись на одном месте еще незнамо сколько. И вдруг словно бы переменилось что-то вокруг: раз — и исчез туман, словно и не было никогда. И стала ночь прозрачной, будто вода в засеребренном источнике. И оказалось, что совсем близко они от усадьбы Витале — рукой подать. Они, разумеется, туда поспешили — мол, сейчас и обогреемся, и вино горячего выпьем.

Подъехали к воротам — а те настежь. Слуг нет, даже псов нет, а Витале волкодавов держал — рыкнут и сердце в пятки упадет. Дверь в дом тоже нараспашку, и огни потушены. Только луна светит. Раньер-старший почуял неладное — велел зажечь факелы и обнажить оружие. Зашли внутрь: в зале столы для пира расставлены, блюда с яствами остывшими стоят, кубки наполнены, а людей нет — никого. И во всем доме никого.

Сестра Клара помолчала, словно давая слушателю время представить всю зловещую картину. Франческа поежилась, будто сама на миг оказавшись в непроглядном тумане. Йеспер поковырял пальцем колено.

— Что же дальше? — спросил он. — Что предпринял подеста?

— Обошел еще раз дом, поискал, не видать ли где следов крови да драки. Но ничего такого не нашел. После вышел на двор и там ждал до утра. Едва рассвело, как он отправил одного слугу в город за подмогой и собаками, другого — в усадьбу Торнаторе — узнать, не являлись ли хозяева. А сам вместе с сыном отправился на болота — искать. Да только ничего не добился. Слуга, отправленный к Торнаторе, вернулся с вестью, что в усадьбе остались лишь две женщины-служанки да малый мальчишка. Остальные, мол, как ушли с господами на пир, так и не вернулись. Когда прибыла подмога из Читта-Меньи, то псы оплошали — бестолково кружили по двору, скулили и следа не взяли. Но подеста был человеком упорным и поиски не прекратил. Обшарили всю округу от берегов Ривары и устья Десса до болот. Зашли и в сами болота, насколько позволила погода. День за днем искали и вот когда уже отчаялись, то нашли.

Сестра Клара снова сделала многозначительную паузу, но момент испортила сестра Доротея. Она бросила птицам последние крошки булочки и мрачно произнесла:

— Она сама вышла.

— Да откуда ты знаешь, сестра Доротея? — возмутилась такому бесцеремонному вторжению в историю рассказчица. — Мне это, между прочим, сам отец Матео рассказывал.

— А мне настоятельница, — отрезала сестра Доротея. — А ей — сам господин Раньер-старший.

— Что ж, если ты лучше знаешь, так рассказывай дальше сама, — поджала губы сестра Клара.

— А что рассказывать? — сестра Доротея явно не имела ни призвания, ни желания плести витиеватые кружева слов. — Вышла она. Чуть ли не из самого сердца топей. Одета в то платье, что ты сегодня видел, и босая. Ноги в кровь сбиты. И молчит. Ее, разумеется, в город привезли, сестер-целительниц призвали, лекаря привели, а она молчит. День молчит, два молчит, неделю молчит. Сам примо-квестор из Реджио приезжал, и тот ни слова не добился.

Йеспер вздрогнул при упоминании страшного своего врага.

— Он ее… не пытал, надеюсь? — выдавил он.

— Раньер бы не позволил, — отрезала сестра Доротея. — Говорил примо-квестор со всей строгостью, он человек жесткий, но ничего такого не было. Так и отбыл, отступившись.

— Прямо не верится, — пробормотал Йеспер. — Чтобы Бравенте отступился.

— Уж поверь. Сначала Эмилию определили под кров нашей обители, но не задалось. Ушла. Как — никто и не понял. А когда стали искать — оказалась, сидит у фонтана, вся мокрая, и держит в руке ту странную монету. Раньер-младший подошел, она вздрогнула и монету обронила. Он поднял, отдал. Вот тут-то она заговорила.

— И что говорила?

— Бессмыслицу. Он пытался дознаться, куда ее родня подевалась, да куда там. Только ясно стало, что совсем у нее с умом тяжко. А она снова замолчала. Подеста ее к себе в дом забрал, дабы не пропустить, если у нее прояснение начнется. Но она все молчала.

— А спустя какое-то время снова сбежала, и снова к фонтану, — добавила сестра Клара. — Так постепенно и приметили, что коли она сбегает, то надо сделать, как ты сегодня.

— А отчего же подеста сам ей монету не отдал? Для чего я понадобился?

— Так она, если один и тот же человек по второму кругу монету отдаст, вопросы странные задает и плачет сильно. Мается. Вот Раньер и выискивает кого новенького.

— Странная история, — Йеспер покреб пальцами небритую щеку. — Куда ж они все делись? Это ж куча народу. Неужто никакого следа не осталось?

— Ни следочка. Три года выждали, как полагается, отслужили малый обряд — как по безвестно сгинувшим, а через трижды три и большой — как по умершим. А Эмилия так и осталась на попечении подесты. А когда Раньер-старший скончался, то его сыну это бремя досталось. Так-то, парень.

Йеспер снова задумчиво почесал щеку.

— Да уж, много дурного творится под солнцем и луной, — пробормотал он.

Франческа была с ним совершенно согласна. Она и сама могла рассказать не одну страшную историю. Печальная судьба неизвестной Эмилии заставляла погружаться в собственные воспоминания, а уж этого Франческа нисколько не желала. Ей нравилось жить — здесь и сейчас.

Желая отделаться от тягостного чувства, она отвернулась от сидевшей у борта компании и перевела взгляд на берег. И тут же улыбнулась.

По пристани шел Рико.

Если бы ду Гральта пожелал двигаться скрытно, из этого все равно ничего бы не вышло. Понимая, что прятаться