Время скитальцев - Мария Чернышова

отчего вы не послали за стражей, узнав, что ваш шулер замечен в компании возможной преступницы?

— Я пожелал изловить Джованну Санчеверо самолично, — быстро отвечает Джанни, спокойно взглядывая на примо-квестора. — Торо всегда стояли на страже общественного благочиния.

— Тогда отчего вы отправились отстаивать общественное благочиние лишь вдвоем? У вашего отца закончились слуги?

— Сознание долга придает силы, — заявляет джиор Винченцо, но Джанни быстрым жестом прерывает поверенного.

— Это была моя вина, — твердо заявляет он. — Я проявил глупую самонадеянность и поплатился за это.

— Ваш человек поплатился за вашу самонадеянность жизнью, — добавляет Бравенте. — Кто и как убил вашего слугу?

Джанни Торо оживляется.

— Это девка! — с уверенной мстительностью заявляет он. — Она одержимая, точно говорю. — Как она зыркала, когда Пепе сдернул с нее платок…

Он осекается, поняв, что сболтнул лишнее, но спустя пару секунд уверенно поясняет: — В пылу сражения Пепе сорвал с девицы платок, отчего она не на шутку разъярилась и ударила его кинжалом.

— Вы видели этот момент?

— Они дрались и упали в овраг, — уточняет Джанни Торо. — Но у девки был кинжал, а бедняга Пепе был безоружен. Посему, думаю, это была она. Но мог быть и этот головорез с тесаком, что едва на разможжил мне череп рукоятью. — Юноша указывает на синяки. — Он сущий разбойник. Как только земля носит!

— То есть вы убеждены, что вашего человека зарезали?

— Ну да! — Джанни Торо и поверенный обмениваются недоуменными взглядами.

— Вы спускались в овраг, после того как освободились?

— Да на что мне? — искренне удивляется юноша. — Уже светало. Я посмотрел со склона: Косарь лежал покойник покойником.

— А красные пятна у него на груди?

— Пятна? Наверно, от страж-травы. Она там всюду. У меня все руки зудят.

В доказательство он предъявляет ладони, покрытые мелкими красными волдыриками.

— Что ж, думаю, джиор Джанни, вы оказали общественному благочинию большую услугу, указав, где пребывает Джованна Сансеверо. Возможно, вы и сами не представляете, насколько большую…

— В сегда рад послужить родному городу! — с заметным облегчением выпаливает Джанни Торо.

— Джиор Торо-старший предлагает помощь в поимке злодеев, — вставляет джиор Винченцо.

— Правосудие герцога достаточно сильно, чтобы не прибегать к помощи частного лица, даже столь уважаемого, — твердо заявляет Бравенте.

Эти слова заставляют юного Торо разочарованно фыркнуть.

— Но никто не может помешать Торо защищать свою честь! — заявляет он на прощание. — Я из этой мрази душу выну…

— Только герцог в Реджио решает, от чьего тела отделять душу! — резко обрывает его примо-квестор, и юный Торо, густо покраснев, с деланной покорностью умолкает, кланяется и удаляется.

— Молодость, — со сдержанной тревогой поясняет джиор Винченцо. — Горячность. Прошу простить. Мой любезный клиент Джанни Торо-старший уверяет, что сумеет сдержать нрав своего внука и не допустит повторения подобного.

— Пусть почаще проезжает по посту Латников, джиор Винченцо. Тамошнее зрелище чрезвычайно полезно для остужения горячего ума.

— А тело? — внезапно вспоминает скромно молчавший весь разговор Асканио. — Заберете?

— На что оно мне? — слышится уже из коридора.

Дверь за поверенным закрывается. В тишине слышно, как скрипит гусиное перо. Наконец безмолвный клерк заканчивает свой труд, и, повинуясь знаку примо-квестора, готовится удалиться.

— Позови Дольчино, — велит на прощание Бравенте.

Примо-квестор и Асканио остаются наедине.

— Он лжет, — говорит Асканио. — Джанни Торо лжет.

— Знаю.

Джулио Бравенте мерным шагом направляется к окну, за которым видеется клок неба, подернутый легкой дымной пеленой, палящий солнечный шар и силуэты улиц и мостов.

— Мальчишка глуп, — говорит он. — Глуп, мстителен и самоуверен. Думает, что я не знаю о его порочных выкрутасах, об отребье, с которым он водит дружбу. На месте его отца я бы запер сына в особняке и неустанно вбивал бы ум и осторожность воловьим бичом. Впрочем, возможно, некоторые шаги в этом направлении уже предприняты.

— Он прихрамывает, — замечает Асканио. — Вчера такого не наблюдалось.

— Рука у среднего Быка тяжелая. Но надо было начинать сызмальства.

— Я не понимаю, ваша милость, почему он вообще прибежал сюда? Почему не домой?

— Возможно, настолько перетрусил, что потерял голову. Не сообразил, что это привлечет ненужное внимание к нему самому. Быть может, считает, что никто не посмеет тронуть Торо по мелочам. А быть может…

Джулио Бравенте замолкает, словно наткнувшись на некую интересную мысль.

Асканио ждет, не решаясь прерывать тишину.

— Нет, пустое. Полагаю, основная причина — он знает, что мы отыщем его обидчиков. Он уверен, что от меня эти люди не ускользнут.

— Он прав, — с легкой улыбкой замечает помощник.

— Знал бы ты, Асканио, сколько сил я потратил на то, чтобы внушить эту уверенность каждой собаке в Реджио. Просто вбить в головы, как аксиому. И вот кажется, получилось… Что же не так? Отчего ты думаешь, что он лжет? — уже другим тоном произносит примо-квестор.

— Пепе Косарь ни за что не пошел бы в одиночку, да еще на погост. Был еще кто-то.

— И возможно, события развивались совершенно иначе… Но факт остается фактом: есть убийство, и это не простая уличная драка, а нечто странное. Жаль, вчерашний день не вернешь. Я желал бы сам поглядеть на юного Торо, когда он сюда явился… Что ты успел выяснить?

Асканио с готовностью раскрывает свою книгу для записей.

— Из описания, данного Торо, я составил мнение, что его неизвестные обидчики не местные и не из уличной швали. Я послал солдат проверить гостиницы, где селятся приезжие из чистого сословия, и подобные личности отыскались в «Последней подкове». Записаны в книге как Рико и Франческа ду Гральта, супруги, купеческого сословия. Не тормарцы. Судя по имени мужчины, родом откуда-то с Эклейды.

— Чем запомнились? Чем занимались? Как платили?

— Приличные люди. Ничего особенного. Платили фортьезскими декейтами. Мужчина каждый день выбирался в город, по делам, но держатель гостиницы признался, что так толком и не понял, в какой купеческой гильдии числится постоялец. Женщина не покидала своей комнаты, за исключением последнего дня, когда они, по утверждению трактирного мальчишки, пошли на Гусиный рынок.

— Что искали? — внезапно оживляется Бравенте. — Змеи, крысы, летучие мыши?

Асканио перелистывает страницы.

— Котенка, — улыбается он.

— Черного?

— Нет. Серого, пушистого, с белой грудкой