О чем молчат рубины. Книга 2 - Фунтик Изюмов

Это что? Неужели… попытка пошутить? Это впервые за всё время нашего знакомства! И я окончательно убедилась, что я — молодец!

* * *

… однажды нас, молодых жрецов, оставили в храме на ночное бдение. Мы дожны были всю ночь распевать гимны в честь бога Осириса, и обязательно так, чтобы нас было слышно снаружи. Там собралась достаточно большая толпа, и с утра должна была начаться основная церемония, а ночью, так сказать, подготовка. И так случилось, что кто-то недосмотрел: на заготовили должного количества факелов. А когда это обнаружилось, было уже поздно, последние из них дотлевали в своих креплениях. Ещё несколько минут, и весь храм погрузился в темноту.

Нет, никто не испугался, ни у кого голос не задрожал, нет… пели и пели, выводили ноты… долго пели в полной темноте… устали уже, а всё пели… пели…

А потом, вдруг, внезапно, совершенно неожиданно, в вернем проёме брызнул солнечный луч. Вот, не было, не было, и вдруг — вот он! И оказалось — внезапно! — что пели мы самыми что ни на есть мрачными голосами и в самой, что ни на есть, мрачной тональности! А когда увидели этот первый луч, мы, не сговариваясь, так радостно грянули! Так воспарили! И тут же заскрипели двери, открываясь настеж, и началась основная церемония. Я иногда думаю, а случайно ли не хватило в тот раз факелов?.. Но речь не об этом. Я говорю о том, что вот так же, солнечным лучом в тёмном храме, оказалось для меня то, что устроила Катерина! У меня воспарила душа! Мне петь захотелось! Нет, хорошо, если у вас есть друг, который может в тяжёлый момент вас палкой как следует треснуть!

Я покосился на запястье, по которому пришёлся удар. Запястье было, как запястье. Даже синяка не было, который собирался выступить поначалу. Спасибо тебе, Катерина!

Нет, но я-то каков дурак… Ведь отлично помню, как брат Марциан говорил мне, показывая рукой:

— А если поехать вон по той дороге, то там будет родовое поместье фон Плуаэнов… Но мы туда не заедем… Ни к чему нам задерживаться…

И уже тогда мог бы собразить, что родовое поместье было и у фон Юнгенов, и у Конрада, и у Ульриха. И что Ульрих фон Юнгинген вполне мог заехать в гости к отцу… Я прямо так и представляю, как Ульрих кланяется в ноги и просит отцовского благословления на войну с поляками. А суровый, седовласый отец, вытирая набежавшую слезинку, благословляет его быть в этой войне стойким, храбрым и… это… рыцарственным… Или как тут благословлять принято? А потом и спрашивает, а что это за перстенёк у тебя на пальце? А Ульрих объясняет, что это не просто перстенёк, это Большой рубин крестоносцев, то есть, своего рода, символ Ордена, вроде герба или хоругви. Вот как? — хмурит брови седой отец, — А оставь-ка ты, сынок, эту ценность в родовой сокровищнице! Война, это такая непредсказуемая штука… Приедешь победителем — я тебе перстень отдам. Приедет вместо тебя твой представитель с запиской от тебя, скреплённой твоей печатью — отдам ему. Ну, а если Господь рассудит, что Орден падёт от польских мечей — то не достанется им такая реликвия! А сохраню я её… хм… Дальше у меня не получалось. Вообще говоря, после снятия осады с Мариенбурга, отец Ульриха должен был бы привести перстень в Орден и отдать очередному Великому магистру… Ну, если рыцарское слово давал. А, может, и привёз? Просто мы уехали в Рим и ничего не знаем?

Но, ничего! Даже, если он не привозил рубина в Мариенбург, я сам к нему в гости приеду! Я, если надо, войну против него организую! А что?.. Папе чуть не организовал победоносную войну, почему себе организовать не смогу? Куплю наёмников, чтобы войска встали от горизонта до горизонта… раздам в каждый отряд по две… нет, по три пушки… и поставлю ультиматум! Мне же многого не надо. Отдайте мне Большой рубин крестоносцев, и я сразу войну закончу… Честно-честно!

— О чём сейчас задумался⁈ — бдительно уточнила Катерина, с подозрением поглядывая на меня.

— Вот, думаю, чем я смогу расплатиться за всё то добро, что ты для меня сделала? — вздохнул я, — Деньги же тебе не интересны? Ты же собираешься принести обет нестяжания? А что я ещё могу, кроме денег? Увы…

— Ты не прав! — неожиданно пылко возразила девушка, — У меня навсегда останется память о наших приключениях! И поверь, это много дороже денег. Деньги имеют свойство кончаться, а память будет со мной до самой смерти. Кто знает, о чём я буду вспоминать в предсмертный миг? Нет, конечно, я буду молиться! Но вдруг, на краткий миг, блеснёт наше общее воспоминание? И мне станет теплее и приятнее! И я с ещё большим пылом молиться буду!

— Что-то рано ты о смерти задумалась, — проворчал я, — У нас с тобой вся жизнь впереди!

— А точнее не у нас с тобой, а у тебя и у меня, по отдельности, — печально возразила Катерина, — Хм… жаль! Но такова судьба.

— Э-э-э… а можно тебя будет выпросить на какое-то время у матери-настоятельницы? — неожиданно для себя, спросил я, — Может она благословить тебя на помощь мне, будущему рыцарю, в поисках… ну, к примеру, христианской святыни⁈ А что? Я такую святыню выдумаю, что ты просто ахнешь! А на самом деле будем волшебный рубин искать! А я такой щедрый вклад в обитель сделаю! Ух! И, смотри, как всё складывается: мы поехали в Рим, и ты выпросила святыню у папы римского! Вдруг ты привезёшь ещё одну святыню⁈ Ведь может же так подумать матерь-настоятельница? А?..

— Она подумать может… — сухо возразила Катерина, — Но я-то буду знать твои истинные цели⁈ А я не привыкла обманывать! Тем более матушку-настоятельницу. Да и она далеко не глупая женщина. Мне кажется, этот план обречён. Это наше последнее совместное путешествие, Андреас.

И, неожиданно для себя, мы загрустили вместе…

* * *

— А куда мы, собственно едем? — выглянул я из окна, — В Марсель?

— Нет, в Англию, — рассеянно ответила Катерина, всё ещё во власти своих раздумий.

— А⁈

— Не переживай, я сказала Троготу, куда править.

— Подожди! Но Англия — это остров⁈

— Да… Ах, прости! Я неточно выразилась. Я имела в виду, что мы