Лехнаволокские истории - Игорь Анатольевич Безрук

тромб после спячки… И долгое ожидание не в тягость, потому как не просто ждешь, а будто соревнуешься в терпении — кто кого? Ты или зверь? К тому же терпение на охоте непростое: в нем важно и чувство, и предчувствие…

И Степан почувствовал. По учащенному биению собственного сердца, по какой-то необъяснимой тревоге, по тому, как Финка плавно приподняла голову, навострила уши и повела носом.

Комлев по привычке погладил лежавшее у него на коленях ружье, приструнил Финку приглушенным «ш-ш-ш!», понятным только им двоим звуком. Оба стали пристально вглядываться в темноту. Фонарь со столба возле дома освещал огород лишь наполовину — тусклым, неясным светом. Комлева, впрочем, от него заслоняла банька. Пальму по его совету Юрка запер в сарае, чтобы та истошным воем раньше времени не встревожила волчицу, но разве необученную собаку уймешь? Та все одно скоблилась в дверь и громко повизгивала — должно быть тоже ощутила приближение опасности.

Прошло минут десять напряженного ожидания, однако волчица все не показывалась. Может, все-таки учуяла его? Хотя Финку не проведешь, она прирожденный охотник, её хлебом ни корми — дай поохотиться!

И тут Степана словно толкнуло что. Он вздрогнул, стал вглядываться в темные заросли по дальнему краю огорода. Ему показалось, что кто-то смотрит оттуда на него.

Степан повернул дуло в сторону огородов. Чем черт не шутит, вдруг волчица обезумела и внезапно броситься на него? Береженого Бог бережет, охотника спасает только бдительность. Никогда не расслабляться, никогда не считать врага слабейшим. Зверь коварен, когда на него покушаются, а сейчас, как ни крути, виновником выступает Степан. Сейчас он палач, а волчица жертва. Все перекрутилось, только Степан взял в руки винтовку.

Почему он над этим никогда раньше не задумывался? Что заставило его именно сейчас так подумать: ночная мгла, режущая ухо тишина или жизненная усталость, настигшая его неожиданно, одного, за чужой приземистой банькой? Охотник — если он настоящий охотник — не может думать о таком, просто не должен, иначе зачем ему вообще ружье?

Комлев аж разозлился на себя, за свои коварные, предательские мысли: что за бред! Какого хрена он вообще тут делает? Пообещал человеку, что застрелит злополучную волчицу, и должен выполнить обещание! Он — человек слова. Разве задушенная на цепи собака и утащенный в лес ягненок не оправдание того, что он находится здесь? Какое еще ему нужно оправдание? Еще одна смерть?

Финка ощетинилась и тихо заурчала, напрягшись. Степан посмотрел туда, куда глядела его собака. По-прежнему за едва освещенным участком огорода тьма хоть глаза выколи. Набежавшие облака застили небо. И все же Финка продолжала урчать. Значит, кто-то приблизился и этот кто-то, без сомнения, ожидаемая им давно коварная гостья.

Степан как можно тише загнал патрон в патронник, приготовился вскинуть ружье, положил палец на курок.

Тьма как будто пришла в движение, даже немного выдвинулась вперед.

«Неужели она осмелится сунуться на свет? — промелькнуло у него. — Неужели она на грани срыва?»

Он приподнял ружье, навел его на предполагаемое темное пятно. Напряженное, тревожное ожидание. На лбу и под рубашкой выступил пот. Зря он, наверное, так тепло оделся, на дворе такая духота…

В темноте мелькнули и погасли две маленькие красные точки. Он не мог ошибиться — она все-таки пришла. Несмотря ни на что. Теперь только спокойно. Главное — без спешки, не торопясь, навести прицел и так же неторопливо, плавно выжать спусковой крючок. Сколько раз он раньше с успехом проделывал это, неужели сейчас, в такой важный момент оплошает? Он просто не имеет права.

И все же Степан не спешил, хотя видел нетерпение Финки, видел немигающие злобные глаза волчицы, в которых, как показалось ему, застыло размышление. Она тоже чувствует его, чувствует, потому и не выходит из своего укрытия. Для неё сумрак — спасение. Для неё сумрак — друг. Но что же он медлит, чего ждет? Степан затаил дыхание. Разве он не за этим здесь?

«Чего же ты ждешь?» — уже поворачивала к нему голову и Финка.

И вдруг Комлеву показалось, что глаза волчицы воткнулись прямо в него и будто стали гипнотизировать. Неужели она увидела его? А может, край наведенного на неё ствола случайно попал в полосу света?

Комлев все тянул и сам не знал, отчего. С ним такого никогда не было. Волчица приворожила его? Как объяснить происходящее?

Минуты две смотрели в упор друг на друга Степан и волчица, минуты две длился их напряженный немой диалог, но Степану он показался бесконечным. И что-то потом неожиданно повело его левую руку, что-то подействовало на него. Он приподнял ствол выше горящих глаз волчицы и, не раздумывая больше ни секунды, выстрелил. Выстрел в тишине грянул оглушительно, эхом прокатился по спящей деревне. Финка сорвалась с места, бросилась к кустам. Беспорядочно загомонили переполошенные собаки в ближних и дальних дворах. Истерично залаяла в сарае Пальма. Из дома выскочил Юрка.

— Ну что, попал?

— Не знаю, — опустил ружье Степан. — Показалось, что это была она, но я не уверен. Идем, посмотрим.

Прошли к кустам, где должна была находиться волчица, однако в темноте ничего не разглядели. Следы если и были, то полностью слились с землей. К тому же и Финка, недалеко убежав, вернулась ни с чем.

— Посижу еще. До рассвета, — сказал Степан. — Может, вернется.

Сейчас он не был уверен, приходила ли она вообще. Не заснул ли он часом, и все ему только приснилось: его тревога, красные точки во тьме?..

Юрка сомневался, что после выстрела и такой суматохи волчица осмелится вернуться. Но ничего не сказал. Степан тоже промолчал. Они покурили, и Юрка снова отправился на боковую. Степан вернулся за баньку.

«Я пожалел её, — неожиданно поймал он себя на горькой мысли. — Да, пожалел. Я перестаю быть охотником. Неужели старею?»

Финка совсем успокоилась, прилегла у его ног и заснула.

Не слышно было в сарае и Пальмы. Лишь овца лениво топталась в овине да изредка блеяла, напоминая о себе.

С первыми лучами солнца Комлев еще раз осмотрел место, где могла находиться волчица, но если она и стояла здесь, то делала это с умом: не выходила на грунт, а пробиралась по траве. По