Отдайся, не пожалеешь! - Айрин Лакс

меня назовешь. Неосмотрительно действующей, слишком эмоциональной.

— Со мной не хотела делиться? — ужасается Вазген. — Я сейчас обижусь смертельно! Ты крестная моей дочери, член семьи! И не хотела делиться…

— Я просто боюсь ошибиться. Давай мы поговорим, когда вернешься?

— Давай, — соглашается. — Я такую кальянную знаю, закачаешься. Пыхнем. Тебе по лайту, честно.

— Вась, мне нельзя кальян, — говорю едва слышно.

— Это почему нельзя? Кальян лечит душу, восстанавливает силы… Ты же пошутила, скажи!

— Нет. Нельзя.

— Тогда вина.

— Тоже нельзя, — вздыхаю.

— Почему? Стой… Пить нельзя, курить нельзя, ты не на лечении… — Вазген делает паузу. — Да ладно! Не может быть! Серьезно?!

— Что?

— Ты беременна?! Все на это указывает! И твое состояние по утрам, и эти запреты. Ты беременна.

— Да.

— Охренеть. И кто отец? Твой провинившийся кот?

— Ну, хватит… Перестань. Да, отец — Тарас.

— Знает?

— Нет! И не узнает… Сохрани это в тайне.

— Срок? — деловито интересуется и, услышав ответ, вздыхает. — Ай, поверь опыту многодетного отца, с таким сроком тайна скоро перестанет быть тайной. Ты же в курсе, да?

— Все, просто молчи. Прошу. Приедешь, поговорим.

— Будь осторожна. И учти, у этого ребенка уже есть крестный отец. Это я!

— Кто тебя выберет? — ахаю якобы с возмущением…

Потом откладываю телефон в сумочку, поправляю волосы и вдруг чувствую, как мое тело охватывает трепетом, жаром. Сердце грозит выпрыгнуть из грудной клетки в любую минуту.

Я все еще не понимаю, что происходит, когда слышу такой знакомый, родной голос, полный беспокойства:

— Айя? Айка, ты почему не отвечаешь? Все хорошо?!

Черт…

Я не успеваю отгородиться. Меня обхватывают крепко руки Тараса, обнимая. Он со всех сил сжимает меня, вдавливая в крепкую грудь, и я таю…

Всего на миг забываю о том дерьме, которое он устроил. О его кошмарном “не люблю”.

Как же хорошо в его руках, хочется плакать от того, насколько это хорошо и правильно…

Я застываю. Сердце бьется комком в горле. Я не могу пошевелиться. Только жадно дышу его запахом — немного геля для душа, теплый, солоноватый запах мужского тела.

Вдыхаю-вдыхаю, не могу надышаться.

Горячие ладони Тараса жадно скользят по талии, губы влажно впиваются в висок:

— Ты меня напугала! Почему резко перестала отвечать? Я думал, что-то дурное случилось.

— Все хорошо, Тарас. Отпусти, дышать нечем.

Наше хрупкое единение разрывают. Тараса буквально от меня отрывает. Я лишь вскрикиваю от неожиданности, когда парня оттаскивают за плечи двое охранников.

Рядом со мной начинает суетиться Кононенко. Тарас вырывается, ему бьют под дых. Кононенко машет:

— Уберите! Подальше…

— Что здесь происходит?! — далеко распространяется зычный бас жениха Эвы.

— Миша, прекрати! — шиплю я. — Что ты творишь? Устроили здесь скандал на открытии ресторана! Кругом куча зевак… Прекратите.

Сбоку вспышки ругани, приглушенный мат и звук драки. Хруст какой-то очень противный.

Все как в замедленном кино. Тарас вырывается, успевает двинуть кулаком одному охраннику в нос, второй вырубает парня ударом дубинки по голове.

Я всегда была терпима к виду крови, но Тарасу рассекли голову так мощно, что виднеется белая кость.

От этого мне дурно. Отъезжаю плавно…

— Адам, Адам… — слышу голос Эвы. — Лови!

***

Прихожу в себя в палате. Помню все хорошо, четко. Вид больничных стен наводит на дурные мысли. Я подскакиваю, покрывшись холодным потом, пальцы судорожно ощупывают еще плоский живот.

— Все хорошо! Все хорошо! — слышится рядом знакомый голос.

Я узнаю Эву, она подходит ко мне стремительно, обнимает, успокаивающе гладит по плечам и спине.

— С малышом все в порядке. Все в порядке…

Плачу от облегчения: обошлось. Маленький мой, все обошлось, правда!

— А Тарас? — спрашиваю. — С ним что?

— Парень, который кинулся тебя обнимать? — лукаво уточняет Эва. — Кудрявый красавчик?

— Да! Говори уже! Что с ним?

— Несколько швов. Крепкая голова. Это все, что я знаю. Его осматривают. Он в сознании.

Все обошлось!

Но я все-таки продолжаю плакать, громко-громко, навзрыд.

Дверь приоткрывается, кто-то заглядывает в палату. Эва шикает сердито:

— Адам, выйди! Это женские дела! Разберемся…

Я так рыдаю, будто у меня конец света наступил или я всего лишилась. Наверное, это потому что я не плакала толком после разрыва с Тарасом, после всех этих проблем навалившихся. Я пустила немного слезинок, но не выревела свое горе, боль, разочарование и страхи. Вот сейчас… накрыло.

Эва находится рядом до тех пор, пока море моих слёз не иссякло. Все мокрое. Я, сорочка, подушка, одеяло.

— Давай ты примешь теплый душ? Палата платная, все удобства есть, а я пока тебе перестелю. Чай принесут.

Киваю согласно, отправляюсь в душ, провожу там несколько минут, пока не успокаиваюсь.

Еще немного потряхивает, конечно, но уже не так сильно, как до этого. Я выхожу, переодевшись, сажусь на чистую постель.

— Рассказывай, — улыбается Эва.

— Да что рассказывать? — отмахиваюсь. — Я соврала, что у меня все хорошо. Все сложно, Эва. Все очень-очень сложно… И не так радужно. Прости, что испортила своим приходом открытие твоего ресторана.

— Прекрати! Открытие вышло фееричным, а драка после того, как все уж налюбовались на ресторан и отведали угощение, только подогрела интерес. Ничего же не испортили! — успокаивает Эва.

Я вкратце пересказываю Эве все, что произошло. Теперь уже правдивую версию. Она ахает, качает головой, смахивает слезинки, переживая по-настоящему.

— По поведению этого парня не скажешь, что он мог бы тебя предать так… — произносит Эва с сомнением. — Постоянно к тебе рвался. Кровь на пол лица, глаза залиты, но все о тебе спрашивал. Еле уломали на перевязку. Пришлось братьям вмешаться. Представляешь, какой дикий? Якуб с Адамом вдвоем держали…

— Ох, — только и хватает мне сил выдохнуть. — Он здесь, в больнице?

— На обследования повезли. Вдруг сотрясение или что-то такое. Но он в сознании. Даже очень. Активный.

— Это да! — смеюсь. — Я бы даже сказала, реактивный. От этого все сложности. Знаешь, я уже сама