Огонь. Она не твоя.... - Весела Костадинова

не боялась, чтобы позвала помощь, но язык не слушался, а горло сдавило, как тисками. Она снова проваливалась в черноту, и последним, что она услышала, был плач Насти — такой пронзительный, что он, казалось, будет преследовать её даже во тьме.

«Не надо!»

«Мама!»

Альбина цеплялась за эти крики, как за спасательный круг, пытаясь вынырнуть из вязкой черноты, что засасывала её сознание. Собраться. Открыть глаза. Сфокусироваться. Она заставила себя разлепить веки, но мир перед ней плыл, размытый, как картина под дождём. Боль в голове пульсировала, раскалённая и беспощадная, а во рту был вкус сухой, отвратительной земли, будто её заставили проглотить горсть пыли. Она попыталась заговорить, вытолкнуть слова, но язык едва шевелился.

— Настя… — выдохнула она, хрипло, с трудом, каждое слово царапало горло, как наждачка.

— Мама! — Настя была рядом, её карие глаза — глаза Ярослава, ненавистные, но такие родные и любимые — горели ужасом и слезами. — Мама! — Девочка всхлипнула, её маленькие руки дрожали, касаясь лица Альбины.

Губы Альбины шевельнулись, но звук не шёл. Она собрала все силы, чтобы выдавить:

— Принеси воды…

Настя тут же сорвалась с места… убежала в ванную, только босые ноги зашлепали по полу.

Добраться до телефона… вызвать скорую…

Внезапно в двери кто-то мощно постучал.

Паника и облегчение пришли одновременно.

Она хотела встать, но вместо этого только тяжело перевернулась на бок.

Нужно открыть двери…. Открыть…. Нет, не позволить сознанию ускользнуть снова… нет.

Дверь распахнулась с такой силой, что удар эхом отдался в стенах квартиры, будто кто-то бил тараном. Альбина застонала, пытаясь приподняться на локте, но её тело предало — она рухнула обратно на пол, в лужу собственной крови, тёплую и липкую. Голова кружилась, боль в висках пульсировала, как раскалённый молот, а перед глазами всё плыло, растворяясь в серой дымке.

— Аля… — Мужской голос, низкий и надломленный, прорезал тишину. Ярослав в два шага оказался рядом, опустился на колени и осторожно перевернул её на спину. Его пальцы едва коснулись её лица, горящего от боли, и тут же окрасились алым. — Аля… — простонал он, его голос дрожал от ужаса и вины. — Прости меня…

— Что ты… — выдавила Альбина, каждое слово царапало горло, как битое стекло. — Как… убирайся… Ярослав. Уходи… — Её голос был слабым, но в нём горела ярость, смешанная с отчаянием.

— Нет, — отрезал он, его руки крепко, но осторожно приподняли её за плечи. — Доигрались.

— Пошёл вон… — Альбина хотела закричать, но из груди вырвался лишь хриплый, звериный вой, полный боли и ненависти. Она попыталась оттолкнуть его, но сил не хватало — пальцы бессильно скользили по его рубашке.

Внезапный вскрик заставил их обоих замереть. Альбина и Ярослав синхронно повернули головы. В дверях ванной стояла Настя, её маленькое лицо было искажено животным ужасом, словно увидела чудовище, которое жило только в кошмарах. В руках она сжимала кастрюлю с водой, которая дрожала, пока девочка пятилась назад. Карие глаза, так похожие на глаза Ярослава, были широко распахнуты, полные слёз и страха, который невозможно было передать словами. Кастрюля выскользнула из её рук и с грохотом упала на пол, вода разлилась по паркету, смешиваясь с кровью Альбины.

— Настя… — Ярослав поднялся, его голос дрогнул. Встретился с ней взглядом — и на миг понял, как глубоко провалился. Эти глаза были его. Но не принадлежали ему.

— Не смей… — Альбина, собрав последние силы, вцепилась в его ногу, её пальцы сжались на ткани брюк с такой силой, что ногти впились в ладони. — Не смей к ней приближаться… — Её голос был едва слышен, зрение темнело, чернота снова подступала, но она держалась, упрямо цепляясь за сознание. Она не могла позволить ему подойти к Насте.

Настя замерла, её дыхание было прерывистым, глаза остекленели. Она смотрела то на Альбину, лежащую в крови, то на Ярослава.

Ярослав медленно перевел глаза на Альбину и дернул ногой, стряхивая ее руки. Но та вцепилась из последних сил, так, что слезы брызнули из глаз.

— Не трогай её! — взвизгнула она, её голос сорвался на хриплый крик, полный отчаяния и ярости. Это был крик матери, защищающей своё дитя, даже если она никогда не смела назвать себя так вслух.

Настя тихо всхлипнула, её плечи задрожали, и она сжалась в комочек, прижавшись к стене. Её глаза, огромные и испуганные, не отрывались от Альбины. Она смотрела только на женщину, оцепенев от ужаса.

— Да что у вас, мать вашу, происходит?! — взорвался Ярослав, его голос прогремел, как раскат грома. Он схватил Альбину за плечи и встряхнул её, но не грубо — в его движении была странная смесь злости и отчаяния. — Аля, хватит! Прекрати!

Альбина, цепляясь за его одежду, попыталась подняться. Её пальцы судорожно вцепились в его рубашку, ноги дрожали, но она упрямо тянула себя вверх, игнорируя боль, которая раздирала голову, и черноту, что снова подступала к глазам. Кровь стекала по её виску, капала на пол, но она не замечала этого. Всё, что имело значение, — это Настя, съёжившаяся в углу, и Ярослав, которого она не могла подпустить к девочке.

— Уйди… — прохрипела она, её голос был слабым, но полным ненависти. — Не смей… к ней… — Она задыхалась, но продолжала цепляться за него, как за последнюю преграду между Настей и опасностью.

Ярослав замер, его руки всё ещё сжимали плечи Альбины, но в его взгляде, смягчившемся на миг, мелькнула растерянность, тут же сменившаяся болью. Он посмотрел на Настю, потом снова на Альбину, и его лицо исказилось, будто он пытался найти слова, но они застревали в горле.

— Аля… — начал он, но голос оборвался, словно его душила собственная вина.

Альбина, пошатываясь, сделала шаг к Насте, протягивая дрожащую руку, загораживая девочку собой, как щитом. Её ноги едва держали, кровь продолжала стекать по виску, но она не замечала ничего, кроме Насти, чья фигурка дрожала в дверях ванной.

Вдруг раздалось тихое журчание. Альбина и Ярослав одновременно повернули головы, и их взгляды, полные неподдельного ужаса, остановились на ребёнке. По ногам Насти стекала тонкая струйка воды, её платье намокло, а лицо стало белым, как восковая маска, лишённая всякого выражения. Её карие глаза, обычно такие живые, теперь были стеклянными, пустыми, будто она видела что-то, чего не могли видеть взрослые.

— Не… надо… — едва слышно прошептала Настя, её голос дрожал, как лист на ветру.

— Она… — Ярослава, похоже, затрясло, его руки сжались в кулаки, а лицо побелело. — Что с ней?!

— Настя… — Альбина, игнорируя боль и слабость, почти поползла к девочке, её колени скользили по мокрому полу. Она протянула руки, но Настя отшатнулась от