Трудоголик - Андрей Валерьевич Скоробогатов

году сюда рутенийцы приземлились? В две тысяча сто… каком-то?

— В сто шестьдесят третьем, кажется, — включился в разговор Халиб. — Я ещё был молодой. Ну и что?

— То есть, Тимьяния существовала задолго до всей этой войны?

— Ну, была пара эпизодов, когда она разбивалась на две-три республики, Шабук от неё откололся. Потом был момент, когда была единая империя с Гранью, или вроде того, — Халиб почесал щетину. — Но — почти всегда собиралась потом. Не понимаю, к чему ты клонишь?

«Решил играть доброго полицейского», — подумалось мне.

— Война, если ты не знал, была нами сыграна именно для того, чтобы снова не возникло единого государства! — вставил Полидеусес.

— Пусть, я не об этом. То есть это одно из самых старых государств на планете, так? По крайней мере, самое старое государство человеческое?

— Не пытайся строить из себя умника. Это многонациональное государство. Мы — противники многонациональных государств, так как это слишком сложно в управлении. И, кажется, я это ясно уяснил.

Я продолжал гнуть свою линию. Никогда не думал, что во мне пробудится что-то патриотическое, но тут оно оказалось как нельзя кстати.

— Ты же знаешь, что случается с системой, когда на неё оказывается внешнее воздействие? Возникает внутреннее противодействие.

— Ты к чему?

— Ну, и вы серьёзно думаете, что искусственно развалив такую вполне устойчивую страну на части, государство с людьми-рутенийцами во главе на её территории не соберётся снова? Не возникнет какое-то народное ополчение, которое через год-другой столкнёт всю эту комендатуру?

— Мы всё просчитали, механизм подобных операций давно просчитан, юноша! Ха! Системному анализу решил меня учить. К тому же, линия разграничения зон Дворцов теперь проходит через всё государство. Как ты собираешься всё заблокировать?

— Взять и забрать половину у соседей ваших, нет?

— Забрать! Ты хотя бы понимаешь правила Игры, пацан? — буркнул Полидеусес. — Понимаешь, что мы — проигравшие? За самовольное нарушение правил Игры могут быть наложены санкции вплоть до лишения.

Тут уже я опешил.

— Как? Вы же сражались с Гранью? Вместе с Дворцом Теодоры!

— Мы играли друг с другом! Борьба с Гранью была лишь предлогом, — Полидеусес повернулся к своему отцу. — Мне кажется, он совсем идиот.

— А ты — маразматик старый, — вдруг оскалился я. — С синдромом конечной остановки!

Секундой позже я понял, что сказал это зря. Я увидел на голограмме, как он зашагал вперёд. В горле мигом пересохло, стало душно, и я внезапно понял, что кислорода в воздухе стало сильно меньше. Я встал, прокашлялся, держась за горло. Его голос раздался прямо по ту сторону щели в стене — стал виден смутный силуэт, загораживающий часть света.

— Говори, но не заговаривайся. Ты сейчас на глубине десяти километров в камере, глушащей Способность. Думаешь, я не смогу оставить тебя здесь на недельку? И сходить к дяде, найти парней из Комиссии на Гмон-ян и привести тебя по твою душу? Прямо сюда!

— Какой комиссии? — сквозь зубы огрызнулся я. — Комиссии по обороту таблеток от маразма? Которые у тебя кончились?

Становилось всё душнее и душнее, я дышал всё чаще, в глазах белело, но неожиданно в щели хлынул свежий воздух, и я услышал голос Халиба.

— Довольно. Он чист. Я просканировал его память.

— Он… не знает, — лицо Полидеусеса выглядело действительно растерянным. — Он правда не знает, что такое Комиссия. Он какой-то… идиот, что ли? Может, он рос без Дворца, этот, как их в древности называли — маугли?

— Оставь нас, — резко сказал Халиб. — Дальше я сам. Он не представляет угрозы. Уйди пожалуйста, сын.

— Хорошо, отец.

Спустя пару секунд гранитная многотонная крышка и такие же тяжёлые стены разъехались в сторону. Мы стояли в высоком гроте, на большом каменном утёсе. Сверху, над камерой, слепили в глаза прожекторы.

Полидеусеса не было — вероятно, уже телепортировался. Халиб стоял спиной ко мне, глядя на алую реку магмы, плывушую в другой пещере за обрывом. Как только я вышел в проём, плиты раскрывшегося саркофага снова с грохотом слились воедино у меня за спиной.

Я сжал кулаки. Я действительно подумал на миг, что меня собираются убивать, и готовился драться. Сейчас-сейчас, только вызову свой астральный меч…

— Прости, — сказал Халиб и развернулся. — Мне не хотелось бы, чтобы он знал. Сейчас верну Способность.

— Серьёзно?

— Серьёзно. Объективно — ты первого поколения. По закону старшинства я не вправе тебя ограничивать в перемещении.

Стало немного спокойнее — но расслабляться я не собирался. Подошёл к саркофагу, опёрся плечом.

— Пока не забыл — что за Комиссия по Лишению? — сходу спросил я.

— Это структура, по слухам, собранная Игорем Первым и Старшими из одного клана с Рутеи. Охотники за головами. В их главе кто-то из второго поколения, возможно, Дмитрий Рыжий, возможно, Геоника… Руслан. Чёрт, этих чёрных лошадок во Втором поколении, да и в Третьем — человек сто. Про которых никто ничего не знает.

Теперь он выглядел слегка обеспокоенным.

— Человек? — усмехнулся я. — Сколько всего Старших сейчас правят системой?

— Полторы сотни! И половина, наверное, в Рутее и Хаелло столпились. Отдельными дворцами на Паофо, например, правят вообще четвёртые.

Я подошёл ближе.

— Халиб. Ты мне лгал про перемещения между планетами, так? Полидеусес сказал, что вы периодически заглядываете к своему брату, на Гмон-ян. Да и япошки, то есть, эти, джакса — не на пустом месте взялись.

— О сферолёте с поселенцами договорились ещё мои родители перед тем, как исчезнуть. С сестрой, она замужем за одним из правителей Хаеллы. Рутенийцев осталось очень мало. Они решили усилить популяцию людей — теперь видишь, во что это обернулось?

— Ты не ответил. Зачем про перелеты соврал?

Халиб промолчал, улыбаясь.

— Я запретил себе думать о посещении