О чем молчат рубины. Книга 2 - Фунтик Изюмов

Бедняга только сдавленно пискнул, провожая нас округлившимися глазами…

* * *

— Что изволите на обед? — трактирщик плотоядно покосился на меня, очевидно, прикидывая в уме, сколько денег можно содрать.

— Отдельный столик! — приказал я, — А на столик…

— Ну, вы скажете, господин! — даже обиделся трактирщик, — В такой-то давке…

— Сорок золотых за отдельный столик! — холодно заметил я, — А на столик… ну, пусть будет, седло ягнёнка…

— Сегодня пятница! — опять перебил трактирщик. И глаза выпучил.

— Да, и что?

— Пятница! Постный день! — казалось, трактирщик вообще оледенел. Ещё бы! Под взглядами десятков епископов, занявших обеденную зону.

Упс! Вот это я влип! Вот почему разом замолкли голоса в трактире и все уставились в нашу сторону. И… как быть?..

— Ослеп, любезный? — лениво поинтересовалась Катерина, — Не видишь, что перед тобой крестоносец? А крестоносцам отдельным эдиктом разрешено вкушать мясную и жирную пищу во всякий день, включая Великий пост!

Ах, вот оно что! А я-то смотрю, первый раз меня так вот, постным днём попрекнули… А, оказывается, постные дни для крестоносцев не писаны! А я ещё, помнится, удивлялся, что время от времени наши девушки отказывались от мяса, налегая на рыбу и грибы… А оно — вот оно что!

— Ах, крестоносец… — ожил трактирщик, — Ну да, ну да, как же я сам-то запамятовал… Наверное, не часто крестоносцы наши края посещают, вот и вылетело из головы… Так, что вы хотели, ваша милость⁈

— Разве ты не слышал? — опять встряла Катерина, — Из мясного: седло ягнёнка! Из рыбного… ну-у… на твоё усмотрение! Зелень, фрукты, хлеб. И не тяни, мы голодные.

— Сию минуту, сеньоры…

Не поверите! Через пять минут в зал притащили свежесколоченный стол! Внешне неказистый, но когда его накрыли скатертью, то вроде и ничего. Ещё через минуту на столе стояли вино, хлеб и зелень. А через пятнадцать минут в поданной мне тарелке шкворчало мясо, а я ловил завистливые взгляды окружающих. Катерина деликатно ковыряла паэлью с тунцом и грибами, поглядывая на треску по-баскски. Ну, и конечно, тюрбо в томатном соусе… Как сказал хозяин, это фирменное блюдо трактира. На мой взгляд, сильно переперчённая камбала! И стóит, как оказалось, недёшево… Но, куда деваться, если Катерина глаза закатывала от восторга…

В общем, мы радостно вгрызлись в еду, когда я услышал за соседним столом[1]:

— Довелось мне, братия, гостить однажды у миланского герцога. А, надо сказать, был у него замечательный повар, великий искусник в своём ремесле. Этого повара герцог даже во Францию отправлял, дабы тот ещё более всему научился! Да… Одно слово — мастер! Что ни блюдо — то шедевр! Да… И вот, сидим мы в трапезной, я уже благословил пищу, подают нам великолепно сервированные блюда, и тут герцогу приносят письмо из Флоренции. Ну, вы понимаете… Что может быть хорошего для миланского герцога в письме из Флоренции⁈ Герцог прямо почернел, прочитав письмо! Скомкал его, сунул за пазуху, и мрачный, принялся за еду. И тут же, прямо взревел, мол, позвать сюда повара! Бедный повар… бегом… предстал перед грозные очи герцога… А тот ему сурово, эдак, отчего это у тебя, голубчик, сегодня обед нехорош⁈ Мясо недожарено, соус противного вкуса, специи вообще в приправу не положены… А⁈ Отвечай, негодяй!

Надо сказать, повар обладал хорошо подвешенным языком. Он не растерялся и отвечал со всей учтивостью, мол, что поделать, ваша светлость? Я-то приготовил соус по всем канонам поварского искусства, а вот флорентийская подливка, вижу, пришлась вам не по вкусу… Но разве то моя вина?..

Согласен, шутка смелая. Но герцог оказался человек остроумный и шутку оценил. Он только засмеялся и отпустил повара без наказания. И, кстати, обед был воистину превосходен!

Ну, в принципе я понял, почему бедняга вспомнил тот обед, пережёвывая сухую жареную камбалу и с грустью глядя на наш с Катериной стол. Поневоле слюнки потекут!

— Браво! Браво! — дружно поддержали рассказчика остальные, — Воистину, смелая шутка, которая могла обернуться следами плети на спине! И браво герцогу, поступившему столь великодушно!

— Это что! — приободрился рассказчик, услышав одобрительные восклицания, — Этот повар и не так однажды пошутил!

— А как же? — заинтересовались слушатели.

— А так! Пришёл он однажды к герцогу, когда у того был час приёма просителей. Герцог, конечно, слегка удивился, но спросил, просьба ли у того или жалоба? Или хочет кого-то обвинить?

— Просьба, ваша светлость, — отвечает повар, — Очень хочется, чтобы ваша светлость превратила меня… в осла!

Вот тут герцог удивился не слегка, а как следует! Даже растерялся, прямо скажем!

— А зачем же тебе, голубчик, становиться ослом? — спросил он, — Отчего ты не хочешь быть человеком?

— Ах, ваша светлость, — притворно вздохнул повар, — Я вижу, что все, кого вы осыпали своими милостями, от важности так надуваются, что превращаются в ослов! Вот и мне захотелось стать ослом…

— А-ха-ха!!! — прокатилось над столом рассказчика, — То есть, и меня осыпьте милостями? Ловко придумано! А-ха-ха!

— Хе-хе! А ещё, вроде бы, невзначай, но заметил герцогу, каких ослов тот дарит своими милостями! Хе-хе!

— Да, уж, воистину остёр язык у того повара! А чем всё кончилось?

— Герцог вспомнил, что давно не поощрял повара! — засмеялся и рассказчик, — Ну и… отсыпал ему мешочек серебра! Заметив, что деньги даёт ему, как человеку. Ослы в деньгах не нуждаются!

— А-ха-ха! Тоже остроумно!

— А вот ещё случай! — начал другой, воодушевлённый всеобщим вниманием, — В Ареццо был недавно епископ Анджело. И он созвал однажды своё духовенство, прибавив, чтобы они захватили с собой облачение. Один из священников, у которого облачение истрепалось до такой степени, что стыдно было бы и надеть, грустный сидел дома и раздумывал, как быть. Взять облачение было негде! А в доме его была служанка, которая увидела печаль хозяина и спросила о причине. Тот объяснил. Да, нет же! — воскликнула служанка, — Епископ потребовал, чтобы вы захватили с собой жареных каплунов!

— Э-э-э? — недоумённо уставился на рассказчика один из слушателей.

— А, дон Эстебан! — спохватился рассказчик, — Вы не знаете итальянского! Это просто игра слов! Облачение — сарре е cotte, каплуны жареные — eapponi cotti. На слух почти неразличимо!

— Так что же? — поторопили рассказчика, уже ожидая забавного