Паутина натягивается - Валерия Веденеева

— Залы Покаяния за невинный вопрос? — я удивленно вскинул брови.

— Не тебе решать, невинный он или нет. В Залы попадают и за меньшее, — холодно сказал первый. — И не думай, будто Академия станет защищать еретика.

Мне вспомнилась реакция Кастиана, когда я задавал вопросы светлейшему Теагану, его паника, что мои слова приведут меня как раз в эти самые Залы Покаяния. Его страх тогда показался мне чрезмерным, но, похоже, в своей оценке я ошибся, поскольку сейчас мое чутье на ложь говорило, что стражники абсолютно серьезны.

— Учту, — сказал я. — И запомню.

Что ж, Церковь — это тоже часть человеческого общества, в котором мне предстояло наводить порядок.

Я внимательно посмотрел на стражников, запоминая их лица, потом развернулся и пошел прочь. Но не очень далеко — мне хотелось запомнить еще и этого Сантори. Я вполне мог немного подождать, ну и заодно осмотреть площадь.

Храм Горних Вершин был не самым заметным строением здесь. Эта честь принадлежала статуе, стоящей на постаменте в самом центре площади. Пресветлая Хейма в ее воплощении Воительницы. Из всех деяний богини скульптор выбрал укрощение Великого Кракена… По крайней мере, я полагал, что пронзенное мечом Пресветлой Хеймы существо было именно им — очертаниями оно походило. Однако все аватары были людьми, и рост у них тоже был обычный человеческий; здесь же, судя по равным размерам богини и Кракена, головой она должна была бы упираться в облака.

Дальше за статуей высились ворота в пять человеческих ростов, окованные светлым металлом. С обеих сторон от ворот поднимались еще более высокие стены и уходили дальше, скрываясь за зданиями. Вот, стало быть, и Обитель.

Поток людей был довольно слабый, и каждого подошедшего к воротам внимательно осматривали и только потом запускали. А некоторых не запускали вовсе, оставляя ждать снаружи.

Площадь сама по себе выглядела довольно оживленной — ее постоянно пересекали люди. Некоторые носили одеяния жрецов, но большинство выглядело обычными горожанами.

В узком проходе между двумя роскошными зданиями примостилась небольшая переносная лавка, где женщина в длинной зеленой мантии, похожей на типпаю Кастиана, продавала пирожки необычной треугольной формы. Я купил пару — начинка у них тоже была необычной, мелко нарезанная зелень с молотой чечевицей и пряностями, — и как раз пытался понять, нравится ли мне их вкус, когда двери храма Горних Вершин наконец открылись. Только вот оттуда появился вовсе не жрец, а симпатичная девушка в шелковых одеяниях, настолько не подходящих к осенней погоде, что сразу стало понятно — без утепляющих амулетов дело не обошлось. Ее лицо показалось мне смутно знакомым… А, точно, то была одна из актрис небольшого столичного театра, на представления которого я пару раз заходил во время прогулок. Но что она делала здесь вместо жреца?

Не успел я подумать об этом, как дверь открылась во второй раз, выпустив мужчину лет сорока-пяти, в жреческом одеянии, но более роскошном, чем я привык видеть. Подойдя к актрисе, он подхватил ее под локоть, хозяйским жестом притягивая к себе. Та с готовностью подалась к нему, кокетливо засмеявшись…

Это что же, вместо молитвы этот Сантори занял храм для свидания с легкомысленной красоткой? А может и напрямую для любовных утех?

Я знал, что Пресветлая Хейма снисходительно относилась к плотским радостям, если те случались не в нарушение брачных клятв или иных обетов, но не в храме же! Такое было откровенным кощунством, если не сказать святотатством, тем более со стороны жреца…

За спиной у меня тяжело вздохнула продавщица. Когда я оглянулся, то увидел, что ее осуждающий взгляд прикован к вышедшей из храма паре.

— И часто такое бывает? — спросил я ее, но женщина, будто опомнившись, бросила на меня быстрый испуганный взгляд, ее лицо моментально приняло нейтральное выражение, а потом она и вовсе уставилась в землю.

— Не наше это дело, молодой господин, — проговорила негромко. — На все воля Пресветлой Хеймы.

Я нахмурился — сколько же людей должно было попасть в Залы Покаяния за случайные фразы, чтобы заставить горожан так сильно бояться сказать что-нибудь не то?

Пока я говорил с продавщицей, на площади начался непонятный шум. Первым делом я глянул в сторону храма, но там все было спокойно, жрец с актрисой продолжали стоять на верхних ступенях лестницы. Правда, теперь они оба смотрели вперед, на статую богини. Я проследил за их взглядом — по пьедесталу наверх карабкался подросток… то есть нет, вот он повернул голову, и я разглядел, что это был взрослый мужчина, невысокий, неопределенного возраста, и очень худой.

С пьедестала этот человек перебрался еще выше, встав на массе щупалец Великого Кракена. Одной рукой, видимо, для устойчивости, он вцепился в меч Пресветлой Хеймы, который она вонзала в тело чудовища, а вторую воздел к небу и закричал:

— Восплачь, Девран, ибо великое зло вошло во врата твои!

И едва его пронзительный голос разрезал пространство над площадью, как я вспомнил. Я видел этого человека несколько недель назад в небольшом поселении недалеко от столицы, только там он был в старой и засаленной одежде, его длинные волосы висели грязными паклями, а лицо заросло неопрятной щетиной. Сейчас же, кроме бросающейся в глаза худобы, он ничем не отличался от обычного горожанина — лицо было гладко выбрито, волосы подстрижены, одежда чиста и опрятна. То ли он сам взял себя в руки, то ли кто-то его заставил.

— Восплачь, Девран, ибо святое сердце твое гнило и тухло, и не способно защитить тебя ото зла! Гниль, гниль! Вот она, эта гниль!!! — голос человека поднимался все выше, на последнем слове буквально ввинтившись в уши, а сам он, развернувшись, резким обвиняющим жестом указал на замерших на ступенях жреца и девицу.

Я заметил, что едва человек начал выкрикивать свои слова, все люди на площади остановились и развернулись к нему. И никто, даже стражники, которых тут было немало, не пытались его как-то остановить, стащив, например, вниз и заставив замолчать. Магию тоже никто не призывал.

Лицо девицы побелело, она испуганно огляделась — следуя жесту кричавшего, на нее сейчас смотрели все — и, вскрикнув, кинулась бежать вниз по лестнице и дальше, куда-то за храм. А жрец, на которого затем переместились взгляды, не додумался ни до чего иного, кроме как шагнуть назад ко входу и спрятаться внутри здания.

— Гниль! — еще раз выкрикнул странный человек, потом отвернулся от храма и указал рукой на Обитель. — Вижу!