Иди ты... в жёны - Тата Кит

днями прячусь, - ехидно улыбнулся дядя Петя. – Ты это, Любка, приходи к нам на ужин. Тут-то, поди, и есть нечего. А пока ты за продуктами сходишь, пока приготовишь… Короче, давай к нам. Моя бабка будет рада. Как раз тебя недавно вспоминала.

- Спасибо, но я, наверное, сейчас приберусь и сразу спать лягу. Устала с дороги.

Это раньше, подростком, я к ним свободно бегала, и мы, каким-то чудом, находили общие темы для разговоров. Но сейчас, когда я очерствела от постоянной работы, я не представляю, о чем вообще можно говорить с людьми, которых не видела больше десяти лет.

- Ну, ты хоть в гости зайди, - кажется, обиделся. - Сметанкой да молоком тебя угостим.

- Это необязательно.

- Тогда мы с бабкой к тебе сами придём.

- Хорошо, я зайду.

Дважды меня уговаривать не надо.

Дядя Петя ушёл, а я, занесла чемоданы в дом. Переоделась в одежду попроще и начала уборку.

Незадолго до смерти деда папа смогу уговорить его на то, чтобы ему пробурили скважину и провели воду в дом. Гонять с флягой до колодца в конце огорода деду было уже тяжело. Но из упрямства отказывался от воды в доме, так как считал, что стены отсыреют и покроются плесенью. Понадобилось много времени, чтобы убедить его в том, что такого не будет.

Теперь в доме есть вода. Правда, только холодная.

Кипятильник я не нашла, так что пришлось греть воду в кастрюлях и протирать дом от пыли и паутины в углах.

Я долго залипала на старых фотографиях бабушки и дедушки, где они ещё совсем молодые и влюбленные.

Интересные раньше фотографии делали. Они будто надутые, как подушечка. При этом тяжеленькие и на какой-то металлической основе. А ещё люди будто намерено не смотрят в кадр, а куда-то в сторону.

Интересно, почему так?..

А ещё эти милые ситцевые шторы в пол-окна, которые прикрывают только нижнюю половину окна? Прелесть! Раньше такие были по всему дому, но сейчас остались только на кухне.

После уборки кухни, зала и некогда своей комнаты, я как выжатый лимончик плюхнулась в кресло и с удовлетворением смотрела на результат своих трудов.

Я уже растопила баню, планируя хорошенько в ней пропариться и лечь спать. Даже свежее постельное, которое с собой привезла, постелила. Сидя в кресле, заглянула в комнату и сама над собой рассмеялась, увидев, что я сложила на кровати подушки горкой и накрыла их белой кружевной салфеткой.

Похоже, прав дядя Петя – старею.

Ничего не могу поделать с тем, что в этом доме руки сами тянутся сделать всё так, как я делала при ещё живых бабушке и дедушке. Душа будто сама тянется к тем временам и просит воссоздать ту атмосферу.

Перед баней я, как обещала, пошла к дяде Пете и тёте Люде.

Можно было бы как раньше зайти в их двор через узкую калитку в заборе, что был между нашими участками, но я не стала этого делать. Сегодня я успела заметить, что у них новая собака, и я не знаю, как она реагирует на непрошенных для неё гостей. Не хватало ещё стать покусанной в первый же день летних каникул.

Поэтому для начала я зашла в соседский палисадник, постучалась в крайней окно и, выйдя из палисадника, ждала, когда мне кто-нибудь откроет.

Калитку двинулась с места, и ко мне вышла тётя Люда. Широко улыбаясь, как и всегда.

- А ты чё как не родная-то? – усмехнулась она и сразу меня обняла. – Сразу надо заходить. Ты же знаешь, что тебе всегда рады. Ой, как давно я тебя не видела! Какая ты красивая стала! А фигура-то какая! Наконец-то мясом обросла – так, от души, хвалить за лишний вес могут только люди старшего поколения.

Я обнимала тётю Люду, зажмурившись как кошка, которую гладят сразу обеими руками.

От соседки пахло домашней выпечкой и немного духами. Она раскачивала меня из стороны в сторону и мягко прихлопывала по спине ладонями. Теплое приятно чувство растеклось в груди. Я словно вернулась домой после долгого путешествия по чужим улицам.

- Как я рада вас видеть! – мурлыкала я довольно. – А вы-то какая красивая стали! Светлый цвет волос вам так идёт!

- Правда? – тётя Люда отстранилась от меня и пригладила свои волосы, собранные в аккуратную шишку на макушке. – А мне парикмахерша, представляешь, намудрила что-то с краской, и получился такой цвет. А я-то темный хотела. Как обычно крашу, чтобы седину-то спрятать. А там девка какая-то молодая работает теперь, что-то перепутала. Ба-атюшки святы! Хорошо, не сожгла! Я сначала психанула, потом даже поплакала. А Петька уговорил, что мне и так хорошо. А я в зеркало даже сначала не смотрела на себя. Неделю, наверное. Потом привыкла. Сейчас думаю, перед приездом внуков опять так же покрашусь. Правда, нравится? Освежает, да?

- Ну-у, завела моя бабка свой словесный пулемёт, - нарочито возмущенно протянул дядя Петя, тоже вышедший за ограду. – Ты хоть в дом Любку пусти, чаем угости, да рассказывай потом всё, что хочешь.

- Ой! А что это я, действительно?... Проходи, Любаша. У меня всё готово. Проходи-проходи.

Тётя Люда пропустила меня первой войти в ограду, сама зашла следом за мной, а за нами и дядя Петя, который и закрыл калитку.

- Да уже можно было и не впускать Любку. Ты ж уже, поди, всё рассказать успела. Всю свою биографию по пятое колено, - усмехался дядя Петя.

- Ай! – махнула на него соседка. – Отстань! Много ты понимаешь в женских разговорах. Смотри, Любаш, какие у меня георгинчики в этом году.

И началась экскурсия по многочисленным цветам тёти Люды. Цветы у неё были везде и во всех ёмкостях, которые только могли подвернуть под руку. Здесь и старые резиновые сапоги, из которых росли бархатцы. Здесь и старые металлические чайники, в которых отлично себя чувствовали фиалки. Даже металлическая хлебница со сдвигающейся крышкой была прибита к заборы специально для петунии, которая из неё свисала. И здесь же мотоциклетный шлем, в котором в детстве я успела поездить с Никиткой, тоже нашёл свое конечное предназначение, служа уютным местечком для настурции.

- Как у вас всё красиво! – восхитилась я.

- Слыхал?! – вопросила тётя Люда, с явным наездом на своего супруга. – Красиво! А не помойка с цветами.

- Бабы, - лаконично парировал дядя Петя, махнув на нас рукой. –