Баба Яга против! - Кейт Андерсенн

коленца сказали, что избушка, глядишь, и справится, а Ивану вот лучше их пока поберечь. Отбились малость. О елки.

Что за диво Ягина избушка!

Нечто он — и не договорится? Там ведь подсмотреть только надобно, что да как устроено. Не собирается Иван у бабушки дом отнимать, он — парень доброй души. Еще и по хозяйству подсобит. Вдруг починить ей чего нужно? Наверняка.

Решено. Хлопнул Иван в ладоши. Достал из котомки матушкину мазь, синяки да ссадины смазать. Служила мазь ему верную службу с тех самых пор, как отправился он в путь-дорогу из дома родительского. И у бокорашей пригодилась, и в путешествиях заморских, и давеча, когда занозу на кровле берендеевой под ноготь вогнал.

И ступа у Яги, должно быть, есть. С помелом. Эх, вот полетать бы. Но старуха вряд ли пустит.

Так весело насвистывал Иван-дурак, замазывал раны мазью целебной, да о избушке Яги мечтал. Но услыхал голоса и ушки навострил.

— Лиходей серый! Ты! Моего коня! Да ты знаешь хоть, кто я?!

— Вижу, Иван-царевич... Нет мне прощения...

— Раньше надо было думать! Я пешком пойду, по-твоему?

Иван-дурак сунул свой любопытный длинный нос в кусты, откуда доносилась перебранка. Сидел на полянке юный царевич — в червленом кафтане с золотом, в уборе чудесном на кудрях златых... Иван-дурак фыркнул весело: добры молодцы-любители, может, и добрые, а о том, как одеваться для странствий и подвигов, понятия не имеют.

Хотя и в доброте их сомневаться впору.

Перед царевичем понурил голову огромный Серый Волк.

И как с другими детьми природы общаться, тоже не обучены. Эх, добры молодцы да красны девицы, вам бы к миру да с уважением, с не велением да хотением...

— Буду я тебя возить, Иван-царевич, лучше любого коня! — предложил радостно Серый Волк.

Натянул свою рубаху дырявую Иван-дурак да и выкатился из своего куста на полянку, утренним солнцем освещенную — распогодилось как.

— Здравия вам, люди добрые, — отвесил Иван поклон царевичу, — и твари божие, — а это уже волку.

Волк — он ведь не «люди добрые».

Царевич задрал нос, волк уши прижал виновато.

— Неудобно на тебе ездить. И несолидно. Тут подумать надобно. Батюшка мой из тебя коврик бы сделал...

— Это вы про царя Берендея? — поинтересовался Иван-дурак.

— А ты что в разговор влезаешь, болезный? — отметил Иван-царевич взъерошенный вид Ивана-дурака.

— Да я ведь поздоровался, ваша милость. Вот вы — забыли, кажись.

Иван-царевич снова задрал нос. Еще выше. Так можно, оказывается. Хотя и был он ниже нашего Ивана, который дурак.

— А тебе меня и так знать должно.

— Да ведь и знаю. Седмицу назад кровлю над вашей горницей тянули, ваша милость. Вы тогда еще золотые яблоки под кровать прятали.

Царевич покраснел.

— Так ведь я...

— Для запасу, понятное дело, — с самым серьезным видом кивнул Иван-дурак. — Все равно жар-птица ворует больше, чем вы, какое тут преступление?.. А позвольте уточнить — это вы сейчас за ней отправляетесь?

— ОтправляЛСЯ, — сложил руки на груди Иван-царевич и холодно кивнул на волка. — А эта вот... тварь божья моего коня съела.

Серый Волк лег и накрыл глаза лапами.

— Век тебе буду служить, царевич... Верой и правдой...

Совестливый какой. Совесть — это чудесно, но все хорошо в меру. И у Волка с душой тоже нет равновесия. Все же прогнило что-то в этом лесу... Впрочем, неудивительно — болота.

А Иван-царевич и обрадовался, прямо глазки заблестели. Избалованный отрок.

— Ну, коли так, прощаю я тебя... — поднял руку для благословения царевич.

— Постой, постой, Серый Волк, не поспешай с клятвами. Служба без дружбы — тут не дело. А скажите, ваша милость, вы коня ночью стерегли?

— Стреножил я его, зачем стеречь? — пожал Иван-царевич своими плечами в червленом с золотом кафтане. — Ночью спать надобно, а не коней стеречь.

Иван-дурак рассмеялся, разводя руки.

— А волкам серым ночью создатель положил на охоту выходить. Такова уж их природа, ваша милость. Не можете же вы супротив божьего промысла идти?

Почесал Иван-царевич затылок.

— И что же мне делать?

Иван-дурак двинул бровями вверх, потом двинул вниз. Вправо и влево. Молвил наконец:

— Вернуться можно. Мы уже починять вашу горницу закончили. Теперь у старшего царевича, Василия, орудуем. Батюшка ваш, царь Берендей, коврики за провинности делать не станет, ни из волков, ни из сыновей...

— Не подходит, — уперся Иван-царевич. — Я с подвигами возвращаться обещал.

Иван-дурак кивнул. Понятное дело.

— Ну, тогда можно дальше пойти. Пешочком. Подвиги — их ведь самому добывать надо, ваша милость. К сожалению. А то их серому волку припишут, зачем вам это?

Вообще-то, Иван-дурак не очень любил строить из себя умного, но больно Волка непутевого жалко было.

— Баба Яга говорит, что знает, где жар-птица живет. Подскажет вам, ваша милость, если вежливы будете. Очень она строгая.

Иван-царевич