Время скитальцев - Мария Чернышова

Цок-цок-цок-тке-тке-тке. Цок-цок-цок-тке-тке-тке. Цок-цок-цок…

Звуки нарастали, начиная пугать и в то же время притягивать. Эрме почти против воли, ведомая каким-то безрассудным любопытством, приблизилась к краю обрыва и взглянула вниз.

По вершинам и кронам то тут, то там мерцали мутно-белесые огоньки. Они появлялись, погасали, но тут же возникали снова на другом месте — поодиночке и целыми стайками. Порой, когда ветер сгибал ветви, они начинали помаргивать, словно слезящиеся от пыли глаза.

Внезапно цокающий звук смолк. Огоньки замерли, перестав мерцать — так глаза раскрываются в удивлении.

Лес смотрел. Лес ее увидел.

Что-то щелкнуло о камни обрыва — так орешек или каштан раскрывается, ударяясь оземь или о стену. И еще. И еще. И еще. Затем послышалось скрежетание, словно нечто проворное взбиралось по обрыву, цепляясь за камни коготками.

Дожидаться, пока источники этого звука приблизятся, Эрме не стала. Она развернулась и бегом бросилась прочь от пропасти, к дальним камням.

Камни высились вокруг плотно, точно зубы в челюсти древнего животного. Кое-где меж отдельными исполинами виднелись узкие щели — только-только протиснуться.

Эрмэ торопливо пролезла в такой скальный закуток и остановилась, не зная, куда податься дальше. Тропы не было. Не удавалось определить даже направление движения: вокруг лежала плотная почти осязаемая тьма.

Цоканье и скрежет коготков смолкли. Настала тишина, прерываемая лишь свистом ветра — так музыкант дует в отверстия флейты, рождая мелодию.

Флейта. Сиринга, говорившая с ней голосом, что яснее человеческой речи. Это видение было настолько ярким, настолько живым. Таким же, как ее грезы о проклятой Лестнице. Таким, каким никогда не были ее обыденные сны…

Нет, не сейчас. Эрме не желала сейчас думать ни о чем подобном. Нельзя. Не время. Нужно выбираться из этого проклятого богами места.

Проще всего было бы залезть на какой-нибудь обломок повыше и попытаться осмотреться оттуда, но Эрме боялась выдать свое присутствие. Кто бы ни издавал эти странные цокающие звуки, она не желала с ним встречаться. В конце концов, каменная стена не могла быть большой — они же заночевали на скале, а она не бесконечна. Нужно просто решиться и идти вперед…

Почти сразу же она пожалела о своем выборе. Двигаться пришлось на ощупь, то и дело натыкаясь на жесткие каменные бока. Воздух вокруг сделался жарким и вязким, ветер словно умер, и тишина стала такой плотной, что казалось, в уши попала вода.

Утратив чувство времени, Эрме бродила в природном лабиринте, стараясь пробраться дальше — уже совсем не понимая, куда именно идет. Может, просто сесть и ждать, пока настанет рассвет? Но в темном небе не было признаков утра, одна лишь глубина и редкие пятна звезд.

— Цок-цок-цок…

Сухой тревожный звук раздался близко, чуть ли не под ухом. Он был так жуток в этой полной тишине, что Эрме замерла и лишь огромным усилием воли заставила себя обернуться.

На ближайшем камне сидело самое непостижимое существо, какое она только видела в жизни.

Существо напоминало огромного в пьеду высотой богомола, но там где у обычного богомола расположена голова, держался источающий мутный свет овал, в центре которого явно различался единственный глаз. Почти человеческий глаз с ярко-алой радужной оболочкой и круглой черной точкой зрачка. И сейчас глаз этот был устремлен на Эрме.

Богомол устремился вперед по камню. Свечение усилилось, черная точка сокращалась и расширялась. Эрме стояла столбом.

Она не переносила всей этой мелкой крылатой, ползучей, перепончатой, суставчатой мерзости. Пауки, тараканы, кузнечики, клопы, да просто стрекозы — подобные создания всегда вызывали у нее отвращение, но этот источающий свет глаз наводил просто суеверный ужас.

Существо явно готовилось напасть. Эрме, очнувшись, попятилась — и уперлась лопатками в камень. Она шарила по поясу в поиске кинжала, но кинжала не было.

— Цок-цок-цок-тке-тке-тке…

Она могла поклясться, что в этом звуке звучало кровожадное вожделение. Существо с шелестом расправило крылья.

Гибкая тень метнулась вперед, в прыжке сбив уже оторвавшегося от камня богомола. Раздался треск, и существо, раскинув шипастые лапы, упало обратно, придавленное противником.

Эрме не поверила своим глазам. Куница. Серая, пушистая и убийственно ловкая лесная тварь. Неужели Вероника? Откуда она здесь?

Куница с хрустом перекусила шею «богомола» и принялась деловито терзать тело, отрывая конечности и крылья. Головоглаз оторвался и, покатившись по камням, упал к ногам Эрме. Она отпрянула, но исследовательский интерес пересилил отвращение. Эрме осторожно нагнулась.

Сейчас головоглаз напоминал сгусток светящейся слизи или сырое яйцо с полурастекшимся желтком, смешавшимся с кровью. Внутри желтка пульсировал, дергаясь, черный зрачок. Казалось, что даже сейчас он смотрит прямо на Эрме. Свечение меркло, пульсация замедлялась, но глаз все пялился и пялился.

Наконец он мигнул и погас окончательно. Эрме подняла голову.

Куница сидела на камне неподвижно, словно древняя статуя, обратив морду к луне. Из пасти ее торчала шипастая лапа. Останки поверженного врага валялись вокруг, довершая картину триумфа.

— Вероника? — позвала Эрме. Она не была уверена, помнит ли лесной зверек свою кличку.

Куница выплюнула конечность богомола, фыркнула и, спрыгнув с камня, скачками понеслась прочь. Эрме сообразив, что это ее шанс выбраться, поспешила следом, но угнаться за шустрым зверьком сквозь каменные щели оказалось не так-то просто. Вскоре впереди виднелось лишь серое пятнышко, да изредка доносилось презрительное фырканье.

Что-то с щелканьем упало прямо под ноги. Эрме дернулась в сторону, решив, что это очередной глазастый преследователь, зацепилась носком сапога и со всей силы грохнулась наземь, врезавшись лбом в булыжник…

Она лежала, уткнувшись лицом в траву, чувствуя носом ее щекочущий сок и жесткие стебли.

Что-то круглое и жесткое давило в солнечное сплетение. Эрме приподнялась, вытаскивая мешающий предмет — он оказался ребристым на ощупь и пахнущим смолой.

Шишка пинии. Надо же — цела, даже не помялась под ее весом. Откуда она здесь? В лабиринте не было пиний, там вообще не было растительности — голый жуткий камень. Но тогда откуда трава?

Она села, потирая затекшие мышцы.

Не было ни каменного лабиринта, ни площадки над лесом, ни глазастиков-богомолов, ни куницы-охотницы. Был склон, заросший наполовину жесткой травой, наполовину колючим кустарником, была теплая звездная даль над головой. Ветер унялся и едва шевелил траву. Месяц сместился и побледнел. Стало свежее и светлее. Ночь явно клонилась к утру.

Что-то липкое замарало щеку. Эрме потрогала лицо — на лбу обнаружилась болезненная ссадина. Кровь уже не сочилась, но и не засохла окончательно.

Кровь? Она что, треснулась головой и валялась здесь, на склоне без сознания? И все эти блуждания и странные существа были лишь плодом кошмара? Пожалуй, если так, то