Отдайся, не пожалеешь! - Айрин Лакс

Глава 48

Глава 48

Тарас

Подозреваемых, кто мог слить фото, не так много. Начинаю с того, кому показывал фото. Дальше — больше. Раскатать всех, как тонкую лепешку, превратить в фарш, уничтожить… Я могу тупо вывалить на всеобщее обозрение все их дерьмо, грязь, похоть, тайные желания. Загнобить, устроить травлю…

Одержимый жаждой мщения, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не срубить всем головы разом.

Но для начала решаю проверить Бойко.

Если что-то пошло дальше, то исключительно от него.

Луизу тоже со счетов сбрасывать не стоит. Бойко мутил с ней одно время. Знаю, этот пентюх не озадачивается тем, чтобы поставить пароли на телефон. Считает, что если кто-то захочет украсть его данные, украдет и с паролем, и без…

Мой воспаленный мозг, ищущий виноватых, выстраивает различные варианты развития событий. Одна модель за другой. В каждой из них гнилые помыслы находят тропки, как муравьи, почуявшие сахар.

***

Бойко с Луизой нет на той квартире, которую они снимали. Сваливали будто в спешке. Но никто не знает, куда. Телефоны выключены, обоих давно нет в сети. Чувствую, что они приложили руку… Пытаюсь найти — натыкаюсь на то, что Бойко грамотно заметает следы.

Смеюсь: я сам научил его многому. Поэтому, если Бойко путает следы, найти его будет не так-то просто. Но, пожалуй, даже интересно!

Крыса…

Какая же он все-таки крыса. Бойко решил отомстить мне за то, что я его выгнал? За то, что показал его девушку в истинном свете?

Не понравилась правда?

Отчасти, я даже рад, что сейчас Бойко не со мной.

Айя была права: не со всеми членами команды стоит брать новую высоту. Бойко был бы грузом, тянущим меня к низу. Гадил и ссал бы в мои тапки, как самый мерзкий кот.

Айя снова оказалась права, и в моей груди начинается очередной армагеддон. Болезненный нарыв не проходит, только набухает и становится больше с каждым днем. Ядовитая боль, словно гной, сочится по венам. Хуже всего понимать, что я это сам сделал. Я подыхаю без нее, медленно подыхаю и не могу, просто не имею права требовать, чтобы Айя меня простила.

Потому что фото было сделано мной.

Слова о том, что я ее не люблю, тоже сказал я сам.

Никто не держал пистолет у виска. Никто, кроме собственного долбоебизма.

Айя не хочет меня видеть. Я заблокирован всюду.

Мои цветы она оставила. Конечно, не факт, что они, в числе прочих, сразу же не отправятся на мусорную свалку. Мне было бы приятно думать, что Айя хотя бы на секунду присмотрелась к моему букету дольше, чем ко всем остальным.

Но я не хочу давать себе напрасные, лживые надежды.

Стараюсь думать трезво, реально.

Она прислала мне в ответ короткую фразу: “Улыбаюсь, но не тебе!”

Буквы были яростно вдавлены в картон. Глубоко-глубоко.

Свидетельство того, как сильно я ее обидел.

Не хотел, но…

Или хотел?

Хотел же…

С этим тупым: “Любишь? А я тебя — нет!”

Сказал это нарочно!

На эмоциях действовал, трезво не думал. Теперь сожалею, готов свой язык искромсать на лоскутки!

Но поздно…

Самое дерьмовое слово — поздно.

Самое паршивое — чувствовать свою вину и не иметь возможности исправить ее немедленно.

Есть хрупкие вещи, которые восстановлению не подлежат.

Хотя мне больше импонирует обратное.

Я как-то наткнулся на фото работ скульптора. Современное искусство… Мастер разбивает что-то и собирает заново, склеивает. Что выйдет в итоге — никому неизвестно. Некоторые инсталляции, в виде разбитой, но заново склеенной чаши, просто потрясают кропотливостью работы. Чашка целая, но следы напоминают о пережитом. Другие работы — это предметы, которые словно вывернули наизнанку. Изломанная тарелка, собранная под немыслимым углом. Деревянный стул, больше напоминающий ощетинившегося дикобраза…

Почему-то именно сейчас на ум приходят эти работы. Всплывают в памяти.

Ситуация просто чем-то схожа. Мы сломаны, и никто не знает, как в итоге нас соберет жизнь: красиво восстановит прежнюю форму или отольет что-то новое.

***

Безумно тяжело находиться вдали от Айи. Справляюсь с трудом…

У меня запрет на приближение к ее дому, офису… Вообще ко всему! Я пытался пробраться в любимое кафе Айи, где она часто обедает.

Решил, будто я самый умный и приперся пораньше, занял место в непримечательном углу.

Меня выперли.

Кононенко и Ко.

Тот самый старый, мерзкий конь в пальто, который, кажется, теперь круглосуточно дышит и находится рядом с моей Айкой.

Моя, она все равно моя…

Это не стереть, не исправить.

Я, честно, сам пока не ищу прямой встречи. Мне стремно… Мне блядски стремно, что все так вышло. У меня даже на стадии мысленной подготовки к встрече выскальзывают из памяти слова и теряется дар речи. Скорее всего, я бы просто молчал, как тупое, нашкодившее животное.

Нет, я просто хочу посмотреть на нее ближе, чем на расстоянии в километр. Подышать одним воздухом с ней, услышать звук ее голоса вживую, а не на записи. Уловить запах ее духов, остаться незамеченным.

Просто вдохнуть ее, как необходимость, как глоток воздуха.

Потому что с момента нашего разрыва мои легкие будто стиснуты железными обручами, мешающими дышать полной грудью.

Я хожу, делаю что-то, подбираю персонал.

Есть цель, и я иду к ней, потому что не могу иначе.

Быть сфокусированным на чем-то, погруженным в работу — залог моего выживания. Все остальное дается сложнее.

Мои будни — это 7/7. Выходные потеряли смысл…

Каждое новое утро мне приходится бороться с сильнейшим стояком. В голове еще тают остатки сна. Мне часто снится всякий бред, но во всяком бреде находится место Айе. Мы с ней вместе, трахаемся, гуляем, созваниваемся и скатываемся в секс по телефону…

Потом я борюсь с апатией, которая накатывает после того, как подрочу. Нежелание двигаться окутывает с головы до ног. Каждый сраный день одно и то же — приходится поднимать щит повыше и задирать забрало, чтобы выиграть.

Потом работа.

Потом переговоры. Я усердно предлагаю свой проект компании