Слишком близко к тебе - Ана Сакру

– Хм-м-м, – тянет мама, не сразу переключаясь со своих красочных отпускных рассказов на мою просьбу, – Ну…

– Ты никуда не поедешь, – вдруг глухо отрезает Эмиль.

Таким голосом, что все вокруг разом замолкают, удивленно уставившись на него.

Рвано вдыхаю. Пальцы нещадно комкают салфетку. Смотрю в тарелку, а не на него. Не могу на него.

– Почему?! – тонко интересуюсь. С вызовом.

– Я не дам тебе сбежать, – выдаёт.

Не выдерживаю – вскидываю на Эмиля взгляд.

Это сразу так больно! Что в моих глазах моментально набухают слезы, а пульс жарко взрывается, пока смотрю на мужское лицо напротив. Такое внешне красивое лицо. Принадлежащее такому мудаку…

– А если расскажу, м? – сиплю, дергая бровью.

У Эмиля желваки прокатываются по щекам, взгляд становится совсем уж резким, почти отчаянным. Сверлит меня своими черными глазами насквозь. Повисает пауза.

– Вы о чем говорите? – вклинивается Назар Егорович, хмурясь.

Молчу, кусая щеку изнутри.

– Думаешь, я этого боюсь, Малина? – хриплым полушепотом заявляет Эмиль, смотря на меня исподлобья, – Да я сам расскажу хоть сейчас. Но ты не сбежишь.

47. Малина

Обещание Эмиля все выложить прямо сейчас, за столом, воспринимается не просто угрозой, а настоящей катастрофой.

Ошпаривает липкой, тягучей паникой, когда обвожу присутствующих быстрым взглядом.

Девчонки застыли, на лицах – оживлённый интерес. Мама кажется встревоженной, Назар Егорович нахмурился и весь подобрался как матерый хищник перед прыжком, а Эмиль все так же прожигает меня горящим взглядом, в котором мне чудится вызов.

Игра…

Для него все это было игрой и продолжает ею быть. Он готов легко шокировать родных, беря меня на слабо и даже не принимая в расчет, какое это для меня дикое унижение. Рассказать им всем, какая я наивная дура!

Ну конечно… Дура ведь здесь я, а не он!

Внутренняя дрожь перекидывается на лицевые мышцы, и я с трудом ее гашу, стиснув зубы. Не хватало еще трясущегося подбородка…

– Не смей! – беззвучно бросаю Караеву-младшему, пытаясь глазами передать, как мне хочется это проорать.

– Тогда не уезжай, – артикулирует в ответ, выразительно ведя бровью.

Чувствую, как все лицо мое горит бордовым. Я не знаю, что делать, что сказать. Тем более при всех.

– Ненавижу тебя, – шевелю губами, наблюдая, как картинка перед глазами расплывается от набегающих слез.

У Эмиля на это только ноздри заметно раздуваются. Смотрит исподлобья как бык на красную тряпку.

– Так, с меня хватит, – взрывается раздражением Назар Егорович, – Я все надеялся, что показалось. Но похоже не показалось… Диана, Лиля, вы уже поели? Идите в свои комнаты.

Послушная Лиля сразу подскакивает со стула, Диана издаёт недовольный вздох, но тоже встает. Паника моя достигает высших отметок, срывая пульс на нитевидный.

– Я тоже пойду…– силюсь встать.

– Нет, Малина, ты останешься, – в приказном тоне отрезает Назар Егорович, – И вы вместе мне объясните, что тут происходит. Если вы думаете, что я не знаю, что вы тут две недели одни прожили, вы сильно ошибаетесь. Но я думал, что ты, – и он переводит пытливый взгляд на сына, – просто потакаешь сестрам в их желании побыть с матерью. И все…– берет тяжелую паузу, постукивая пальцами по столу. Эмиль смотрит ему в глаза, не мигая. С такой же лихорадочной горячностью, как только что глядел на меня, – Так это единственная причина, по которой ты их отослал? Или есть другая? – вкрадчиво интересуется Караев-старший, – Советую прямо сейчас сказать правду… Чтобы минимизировать последствия… Ты меня услышал?

Эмиль молчит, выдерживая с отцом зрительный контакт еще пару секунд. А затем, скользнув по мне глазами, с невозмутимым видом принимается разрезать мясо в своей тарелке.

– Не понимаю, о чем ты, – бросает ровно.

– Ах, не понимаешь…! – глухо рычит еще больше взбеленившейся Назар Егорович, и переключает внимание на меня, – Малина, ответь мне пожалуйста…Он… Что? – неожиданно сглатывает, прежде чем продолжить заметно севшим голосом, – К тебе приставал?!

У меня из рук падает вилка, которую я до этого нервно крутила между пальцами.

От того, насколько это предположение близко и одновременно бесконечно далеко от истины, внутри все разрывается на кровавые ошметки.

Еще и мамино шокированное, вмиг побледневшее лицо, хмурое сопереживание в глазах Назара Егоровича и застывший в ожидании взгляд Эмиля. Нет, это уже все слишком…

Слишком для этого ужасного дня. Не хочу ничего обсуждать, рассказывать, видеть и слышать никого не хочу! Оставьте меня в покое!

– Нет, что за бред…! Извините…– хриплю, выскакивая из-за стола и чуть не перевернув при этом стул.

Не видя ничего, на автомате несусь вверх по лестнице, закрываюсь в своей комнате, опускаюсь на пушистый ковер рядом с кроватью и опять захлебываюсь надоевшей уже за этот день истерикой. Она какая-то механическая, сухая, изматывающая, не имеющая острых пик и точек яркого выхода.

Я просто вымоталась. Просто плохо…

Сворачиваюсь калачиком прямо на полу, прикрывая воспаленные глаза. Вот заснуть бы прямо сейчас и проспать хотя бы ближайший месяц…

Но конечно меня и на десять минут никто не хочет оставить в покое.

Настойчивый стук в дверь, несколько требовательных попыток повернуть ручку. И снова стук.

– Маля, открой!

Мама.

– Малина! – с истеричными нотками в голосе.

И я понимаю, что, если сейчас не подчинюсь, мне элементарно высадят дверь.

Тяжело встаю с ковра и плетусь открывать. Мама мгновенно залетает в комнату, словно боится, что передумаю ее впускать. Хватает меня за руку и тащит за собой к кровати. Усаживает напротив себя.

– Девочка моя, – ласково проводит по моей щеке холодной влажной ладонью. В глазах слезы, тон трагический. И это почему-то только подстегивает мою собственную истерику на новый виток. Невозможно держаться, когда на тебя смотрят как побитую собаку! Судорожно некрасиво вдыхаю, чувствуя, как кривится рот, когда мама продолжает, – Если он что-то сделал тебе… Что-то … Ты не думай, что это останется безнаказанным! Я знаю, что ты боишься, что тебе не поверят, не воспримут всерьез, что…

– Да мам! – возмущенно восклицаю, протестуя и не в силах толком хоть что-то еще сказать.

– Милая, насилие – это серьезно! Ты должна нам довериться! Я его сама придушу, честно! Да и Назар… Ты не думай, что одна! – задыхаясь от собственных накрученных эмоций, увещевает мать, одновременно и трогая меня до глубины души, и лупя совершенно не туда!

– Мама-а-а… Да не насиловал он меня-я-я! Я сама! Понимаешь?! Сама!!! – кидаюсь в ее объятия, полностью отдаваясь слезам и своему горю,–