Убежище. Книга шестая - Ольга Станиславовна Назарова

потом – он же ко мне привык, приручился, корм из рук берёт, щебечет что-то да так славно, на разные лады, словно беседует!

Она подумала о возвращении домой, в безукоризненно чистую и тоскливую квартиру, о тенях, которые вползали по вечерам в углы и застывали так, словно утро никогда уже не наступит, но все её тягостные размышления спугнул радостный голос спасённой птицы.

«Если Люда отдаст, заберу тебя с собой! – вдруг решила Зина. – Разведу цветы, чтобы тебе приятнее было, и будешь ты у меня жить-поживать, песни распевать да тени пугать!» – получилось складно, словно именно так и было нужно, правильно и хорошо.

Принять решение оказалось самым сложным. Разговор с подругой получился естественным, а Мишка и Паша с Полиной, которых Людмила призвала для решения дальнейшей судьбы скворца, согласно закивали: все видели, как Зинаида ловко кормит птицу и заботится о ней.

Вот кто бы знал, что такая несложная, в сущности, штука так повышает настроение! Ещё Зинаиду очень обрадовал Людин подарок – через день после того, как она попросила себе птицу, Людмила и Мишка съездили в Москву и привезли оттуда удивительно удобную огромную клетку – складную!

– Вот, так и тебе будет комфортно её в поезде везти, и ему будет хорошо жить! – вручила Людмила подарок. – А это переноска для него, чтобы вам в поезде было хорошо! – небольшая клеточка с удобной ручкой дополнила скворцовое приданое.

Поезд, в котором Зинаида отправилась домой, был самым обычным, почти весь кроме одного купе, в котором старательно пел скворец, наплевавший на незнакомую обстановку, шум и странное покачивание клетки, установленной на Зининой полке. Он пел, потому что учуял, что ей грустно и тоскливо, просто чтобы порадовать!

Зинины соседи, поначалу недовольно поглядывавшие на птицу, разулыбались, а плацкартный вагон неожиданно стал напоминать весенний сад.

– Вот чудеса-то! Птичка ваша по-весеннему поёт! Как вы его этому научили? – уточнил у Зины плотный пожилой мужчина.

– Никак. Просто мы с ним едем домой. Мне было невесело, а он старается меня порадовать, – улыбнулась Зина в ответ. – Кто бы мог подумать, что они это могут!

– Да они, вообще-то, много чего могут, – задумчиво произнесла Зинина соседка. – Особенно, когда знают, что их любят.

– Мой знает! – уверенно кивнула Зина в ответ на новую радостную весеннюю трель.

Глава 26. Немного коварства в исключительно мирных целях

Почему-то большинство Лениных одноклассниц были захвачены идеей выйти замуж и быть счастливой. Именно в таком порядке!

Девчоночьи разговоры сводились к шушуканью о парнях, ревности, подозрениям, демонстративному «выгулу» ухажеров, чтобы сфоткаться да продемонстрировать их подругам, и так далее.

Из этого исходила и следовала повальная страсть к нарядам и прочим элементам привлечения внимания – от классических и до экстремальных – с юбкой в виде пояса и декольте со скоромными тканевыми вкраплениями по бокам....

Лену всё это раздражало чрезвычайно.

Нет, наверное, и ей временами хотелось понравиться кому-то приятному, но вокруг было слишком много облачно-влюблённой чепухи, от которой сводило скулы… А потом… потом был Сашка. Он ей чрезвычайно нравился, но даже не замечал Лену – вокруг было столько ярких и заинтересованных в его внимании девушек.

В конце концов, всё оказалось к лучшему. После окончания школы многие девицы из Лениного класса массово повыходили замуж, не особо заморачиваясь дальнейшим обучением и поиском работы. Вместо этого большинство к двадцати пяти годам имело уже по двое – трое детей, и это было бы отлично, но работы не было или была совсем малооплачиваемая, мужья со многими поразводились, так что теперь шла новая волна поиска объектов для «выйти замуж и быть счастливой».

Лена никак не могла понять, зачем нужно непременно выйти замуж, если ты мужа не очень-то любишь и совсем не уважаешь? И откуда в такой ситуации может появиться счастье? Дети? Нет, дети – это как раз классно, но от безденежья и раздражения на мужа дети оказывались без вины виноваты в сложившейся ситуации.

– Тебе, Ленка, повезло! Вон ты какая! Институт закончила, работаешь, зарабатываешь, машину вон купила. Чё, и не в кредит? Вот круто! – теперь при встрече c завистью бубнили некоторые её бывшие одноклассницы, и Лена старательно сдерживалась, чтобы не уточнить, а что мешало её собеседнице жить так же?

А ещё все Ленины знакомые изо всех сил старались её с кем-то познакомить.

– Слушай, ну, такой парень есть! Брат моей подруги! Давай я тебя познакомлю, а? – щебетала очередная встречная-поперечная.

«Да что ж такое-то? А? Чего им спокойно не живётся, когда человеку хорошо? Они меня знакомить пытаются, словно специально из побуждений: плохо мне, так пусть и этой так же будет! На тебе, Леночка, сокровище. А на фига мне нужен брат знакомой, который без работы, ничему толком не учился, ибо лениво, а на жизнь «да так, где-то что-то шабашит»? Можно подумать, я не знаю, что шабашит он потому, что его на постоянную работу не берут. А не берут, потому как он к бутылке любит прикладываться гораздо больше, чем на работу ходить. Оно и понятно! Кому такое сокровище на работе требуется переделывать за ним всё? Вот уж счастья-то привалило! Только ведь мне-то он тоже не прислонился, чтобы его водрузить себе на загривок и с ним вместе весело шагать по просторам!»

Конечно-конечно, далеко не все «претенденты» были именно такими, но Лена, слегка сгущая краски, категорически отказывалась от попыток её осчастливить, по макушку нырнув в работу, благо там ей было интересно и здорово. Коллег она принципиально не воспринимала в качестве возможных спутников жизни, вот и получилось, что в двадцать пять лет Ленина мама всерьёз начала опасаться, что её дочь опомнится годам к пятидесяти! Нет, и в этом возрасте, конечно, можно выйти замуж, но вот для детей как-то поздновато…

Когда Лена завела щенка, Виктория Сергеевна обрадовалась!

– Собачники – люди общительные, может, хоть так с кем-то познакомится…

И это непременно сработало бы, если бы они жили в городе, а не на окраине посёлка, где можно было прихватить Кроша и уйти подальше, чтобы ни с кем не сталкиваться.

– Мам, мне никто не нужен, я сама во всём разберусь… – вот и весь классический Ленин ответ.

«И ведь красивая! Да, в школе была серенькой, незаметной, зато сейчас расцвела! – вздыхала Виктория Сергеевна. – Расцвела-то расцвела, но сама этого как-то и не замечает!»

Но именно эта Ленина особенность оказалась сейчас очень кстати: Воронов, который любое кокетство, направленное в его сторону, воспринимал как сигнал тревоги, сейчас чувствовал себя абсолютно спокойно.

Да и сама Лена разговаривала с ним с радостью: мало того, что он Кроша спас, приютил и привёз, так ещё сейчас общается со щенком с видимым удовольствием.

Правда, Ленина радость начала омрачаться усиливающимся головокружением и шумом в ушах, потом