Крах всего святого - Илья В. Попов

«А еще ни один селянин в здравом уме не укажет на настоящую ведьму или ворожея. Потому что Мечи уйдут, но соседи останутся, причем весьма «благодарные» за исчезновение единственной на всю округу повитухи», — подумал Амадиу, но не стал произносить это вслух. Он и так дал всем троим немало пищи для размышления.

— У меня дядю раз чуть баргест не сожрал, — не выдержал Марселон. — До самой околицы вел, пока тот на сарай не залез. Зверюга его до самого утра караулила…

— Это не тот ли дядька, что корзину вместо шляпы носит? — хмыкнул Жерм. — Ты сам рассказывал, что он ума лишился от пьянства.

— Так он после того случая пить и начал, — с легкой обидой протянул Марселон.

— Видел я твоего дядю раз, — фыркнул Рене. — Судя по харе, бутылку ему еще в люльку сунули.

— Эй!

За разговором они и не заметили, как вдалеке показались высокие стены Мьезы. Подъехав поближе, они запрокинули головы — и уже почти сорвали глотки, когда откуда-то сверху их обложили крепкой бранью:

— Вы чего горланите посредь ночи, сучьи дети?! До рассвета въезда нет! Особенно для бродяг и попрошаек!

— Мы не те, ни другие, — отозвался Амадиу. — Меня зовут…

— Да пускай ты сам Странник Коломб, едрить его в сраку! — не унимался незнакомец. — До утра ждите или валите подальше, пока я болт не пустил!

— Ты хоть знаешь, кому угрожаешь, гнилая ты башка?! — рявкнул Жерм, да так, что конь под ним чуть не взвился на дыбы. — Открывай ворота или пустим тебя через город сквозь плети!

Мужчина, явно не ожидавший ответных угроз, замолчал. Через некоторое время кованая железная дверь подле ворот раскрылась, и наружу вышли несколько стражников со свечными фонарями да арбалетами; и едва увидав перед собой алые плащи, тут же поклонились и отошли в сторону — и вот, Амадиу вместе с неофитами въехали вовнутрь.

Встретил их хромающий привратник с заискивающей улыбочкой и резким запахом кислого вина. Отвешивая поклоны, он проговорил слегка заплетающимся языком, между делом подгоняя суетящихся вокруг лошадей конюхов:

— Извиняйте, господины, что ждать заставили… Ты мамашу свою так за сиськи дергай, дурень! Не знали, что сами Мечи к нам в город пожалуют, да еще в такой поздний час, иначе б встретили как полагается, вы не думайте. Проводы сегодня отмечаем вот и замешка вышла… а ты чего глаза лупишь? Никогда плаща красного не видел? Марш за сеном, остолопина! Уж не сочтите за неуважение, господины.

— Как я понимаю, мэра мы найдем на празднестве? — спросил Амадиу, потрепав своего коня за гриву, перед тем как его увели на конюшни.

— Вы совершенно правы, господин Авар сейчас тоже на главной площади. Это вам во-о-он той улице, потом налево мимо булочных, а дальше сквозь переулок и вниз до конца. Позволите сопроводить?

— Не стоит.

Амадиу вместе с братьями не торопясь двинулся по вымощенной улице. Признаться давненько он не бывал в Мьезе — пять лет? десять? — но нельзя сказать, что город сильно изменился. Разве что все больше стремился ввысь, да разрастался вбок — строеньица теснились друг к другу, будто замерзающие пташки на ветке холодной зимой, а верхние этажи нередко чуть не сталкивались балконами, нависая над проходящими под ними людьми. Изредка по пути им попадались пошатывающие охмелевшие бюргеры, распевающие песни: некоторые из них не обращали ни малейшего внимания на процессию Мечей, но другие — видимо чуть более трезвые — поспешно отводили глаза и спешили сойти с дороги, нырнув в ближайший переулок.

Наконец, они вышли на площадь, уставленную лабиринтами шатров, столов, подмостков, повозок и телег. Праздник был в самом разгаре: вот несколько ряженых в шкуры людей, подвывая и звеня колокольчиками, бегали за девицами под их нарочито испуганные крики и звонкий смех; вот не меньше четырех десятков горожан отплясывали у высокого столба, взявшись за руки и образуя несколько живых колец; вот музыканты запевали скабрезные песни, тут же подхватываемые прочим людом, а вторили им трубачи и трещоточники.

Прямо в центре площади, на высоком помосте несколько артистов изображали сценку: пожилой мужчина с выбритой головой и в длинном черном одеянии с дубинкой наперевес носился за вторым, носившим черную маску и откидывающийся от него крашеными в желтую краску желудями. Приглядевшись, Амадиу понял, что вместо двух мужей на подмостках находилось четверо — то были карлики, усевшиеся на плечи друг другу. Наконец, запутавшись в балахоне, первые два полурослика рухнули на подмостки, а следом на них упали и другие. Пытаясь встать, каждый лишь мешал трем другим — барахтаясь в тряпках, цепляясь за волосы и нарочно ставя подножки — все падая и падая под восторженный рев и хохот зрителей. Да уж, смелая сценка — однако в праздник дозволялось и не такое.

Подойдя к компании стражников, глазеющих на представление, Амадиу потрепал одного из них по плечу. Недовольный тем, что его отвлекли тот что-то рявкнул — но едва он повернул голову и увидел перед собой четыре красных плаща, как тут же покраснел, вытянулся по струнке и пробормотал себе под нос что-то похожее на извинения. Жерм уже пустился было отделывать грубияна под орехи, но Тома взмахом руки остановил его.

— Мы ищем господина Авара.

— Вскоре он должен выступить с речью вместе со святым братом Птолом, господин магистр, — пробормотал один из стражников.

— Великий магистр, идиот, — буркнул Жерм.

— Все же я бы предпочел поговорить с ним не медля, — проговорил Амадиу, наградив рекрута красноречивым взглядом, дабы смерить его пыл. Только-только приехать в город — в котором им придется задержаться до неизвестных пор — и тотчас затевать ссору с местными властями далеко не лучшая идея.

— Он должен быть где-то здесь — поищите человека в маске волка.

Оглядевшись, великий магистр тяжело вздохнул — сказать было куда проще, чем сделать. Едва ли не добрая половина празднующих скрывала лица за масками: вокруг бродили, пели и плясали дикие звери, чудовища, демоны, боги, шуты и уродцы. Пораскинув мыслями, Тома решил, что пара часов вряд ли что-то решат и встретиться с мэром можно после речи, а пока — насладиться праздником, тем более что им представился редкий случай отдохнуть. Однако не успел Амадиу потянуться к ближайшей бочке, около которой стоял раздетый по пояс толстяк с раскрашенным торсом, щедро разливавший глубокими ковшом всем желающим эль в подставляемые кружки,