Кощеев не убивать! - Александра Логинова

— Кто мы такие, чтобы спорить с высоковольтными проводами, — я философски швырнула оземь перстень с яшмой, сгоревший от напряжения.

Получив молнией по лбу, фурия на миг потеряла ориентацию, жалобно заклекотав о своем, навьем. Загоревшийся деревянный столб с жилами проводов осветил тлеющую кляксу, камнем падающую вниз. Не любят под землей электроэнергию, не проводят инструктаж по технике безопасности. Богиня размахнулась и уверенной рукой отправила оружие в полет, пронзив хтонь насквозь.

— Героиня.

— Позорище, — девушка обтерла подолом грязный наконечник, напоследок пнув безжизненную тварь. — Ты ее почти зажарила, нет чести в убийстве уже мертвого врага.

Провалившись обратно в Приграничье, мы плюхнулись прямо на траву, благословляя однообразную погоду. Слегка округлившаяся богиня вынула из сумки вяленое мясо, принявшись глодать его без малейшей вежливости. Я взболтала бутылку с отваром мелисы, сделав пару глотков и протянув его подруге. Сигналы бедствия летели отовсюду: более или менее сознательная нечисть просила помощи, не в силах очистить леса, поля и города от навьей гнили.

— Ты не обязана мне помогать.

— Замолчи. — Фрида сжала кулак, врезав им по дереву.

В ее припухших глазах мелькали лопнувшие от слез капилляры. Опустошив бутыль, божья дочь коротко попросила верховного бога о помощи и вскочила на ноги. Платье богини украшал самодельный пояс из трофеев — останков ожившей энергии, принявшей формы хтонических чудовищ.

— Это же пищевая тара!

— Уже нет, — отрезала она, наполняя пустую бутылку образцами горелой фурии. — Я куплю тебе новую.

Пережив глубочайшее потрясение, норвежка превратилась в машину для охоты. Улыбка давно не трогала губы девушки, ставшей злой, молчаливой и очень нервной. Иногда, выжав себя до суха, Фрида выходила в сад при академии и молча любовалась алыми маками, выращенными по заказу ректората. Мак рос под окнами лазарета, уже пустого, но хранящего воспоминания о болезненном разрыве.

— Скоро католическое Рождество. Что тебе подарить?

— Отворотное зелье. Я знаю, ты умеешь его варить, — богиня апатично чиркнула колесиком зажигалки, бросая ее в сгусток мертвой хтони.

— Прекрати, — я рассержено оттащила подругу от вспыхнувшей фурии. — Ты дочь любви, тебе ли страдать от любовной неудачи?

Сокурсница окинула меня безразличным взглядом и побрела к следующей точке прорыва. Так окрестили места, откуда навья сила выбиралась из-под земли, претендуя на звание головной боли уходящего года. Я, чертыхнувшись, рысью помчалась за ней.

По пути в Тольятти встретилась Агата Станиславовна, в одиночку очистившая Новгородскую область от полчищ летучих мышей. Махалитница в форме железнодорожника гордо вышагивала по ночной улице, издали тревожно нахмурившись. Убедившись, что мы целы, декан жестами дала понять, что к рассвету ждет нас в академии, иначе завалит отработками. За что я глубоко уважаю наших преподавателей — это за отсутствие сантиментов и навязчивого педагогического долга. Идете бить хтоней по морде? Валяйте, но утром будьте на парах как штык.

— Ярослава, в Клетнянском заказнике появился дух убитого зверя, — Фрида хмуро прочитала новое сообщение. — Руслан просит твою ступу в качестве спецмашины. И прощения.

— За что?

— Заранее. Говорит, целостность транспорта не гарантируется. Иногда на духа зверя проще спикировать сверху, дав ему по башке деревом, чем договариваться цивильно.

— Мир требует жертв. Разрешаю.

Добравшись до нового прорыва, мы не сразу обнаружили искомое. Тихая городская лесополоса дышала умиротворением, влажный воздух ненавязчиво охлаждал горячую голову. Пройдя вдоль Итальянского пляжа, я метко запустила блинчик, ловя редкие мгновения спокойствия.

Дойдя до постамента, посвященного основателю города Татищеву, наш крохотный отряд неторопливо сверил часы, по-сестрински разделил оставшийся сухпаек и слегка размял уставшие ноги. Богиня слабо подняла брови, глядя на сереющее небо, и почти улыбнулась. Глазами. В самой глубине души.

«Сзади», — прошептала она одними губами, вынимая зеркальце. Самого Татищева на постаменте не было.

* * *

— Некрасиво топтать женщин лошадью.

— Двое на двое, все справедливо, — не согласилась Фрида, попинывая бронзовое копыто.

Обездвиженный Василий Никитич повернул металлическую шею, нагреваясь от бушующей внутри энергии. В незрячих глазах памятника кипела жажда убийства, делая топорное лицо историка почти уродливым. Тяжелая рапира бесполезно валялась рядом — насадить двух ведьм на вертел оказалось не так-то просто.

И до того примятый кустарник вокруг превратился в зеленое месиво. Безмозглая скотина, памятуя кавалерийское прошлое, пыталась таранить нас грудью, пока ее бронзовый хозяин силился совладать с негнущимся телом. Одним словом, памятник. Божья дочь ласково отвлекала его копьем, я набрасывала круг заговоренной солью, запирая порождение нави внутри. Бронзовый конь не смог переступить соляной круг, принявшись рыть землю копытами в надежде засыпать тонкую белую черту. Зверюга оказалась умнее хозяина, пришлось изрядно попотеть, загоняя его обратно на постамент.

— Возвращайся, — я окропила памятник кощеевской кровью, изгоняя нежить.

Зачистив Ставропольский некрополь от мелкой нежити, еще не успевшей принять форму чудищ, мы галопом возвращались в академию. Моя ступа — целая, почти без царапин — припарковалась рядом с крыльцом, выплюнув пришибленного жизнью вирява.

Увидев меня издалека, Руслан остановился и неуверенно открыл рот, привлекая внимание. Но я так устала этой бессонной ночью, что едва стояла на ногах, некрасиво проигнорировав его молчаливый призыв.

Задержавшись у самых ворот, Фрида на миг вынырнула из апатии.

— Извини, что накричала на тебя тогда. Ты ни в чем не виновата.

— Виновата.

— Нет, — она упрямо качнула головой. — Пойди я с тобой к Финскому заливу, смогла бы чем-то помочь? Нет. Прояви я характер и не отпусти Костю одного, стала бы счастливее? Нет. Он бы все равно ушел, не простив мне женской тирании.

— Фрида… — под языком стало горько.

— У меня не получилось построить счастье на твоем несчастье. Прости меня. — С каждым словом голос девушки делался глуше.

Богиня задрала голову к рассветным облакам, не давая пролиться слезам. Правила не запрещают божеству любить смертного, эти союзы страстны, пусть и очень коротки. А еще они всегда заканчиваются плохо, поэтому ни одно божество в здравом уме не влюбится в смертного.

— О каком несчастье ты говоришь, глупенькая?

— Я же богиня любви, — сокурсница растянула губы в искусственной улыбке, печальной до оскомины. — Конечно, я все знала с самого начала. Знаешь, как больно любить и подругу, и мужчину?

Знаю. Прекрасно знаю, поэтому никогда не вмешивалась в чужие отношения. Мне повезло намного больше — всегда можно отговориться запретом на служебные романы. На каникулах я убеждала себя, что роман с коллегой-антиподом априори обречен, поэтому нет нужды горевать о несбыточном. У Фриды такой отговорки не было, как и причины отказываться от любимого.

— Я чувствовала себя последней мерзавкой, — одинокая слезинка сбежала по ее щеке. — Притворялась