Тайное местечко - Виктория Викторовна Балашова

Недоумевала Олеся, коря себя за несдержанность, и Лексу за терпение. Испепелил бы её, и вся недолга. Правда, эти мысли пронеслись как-то вяло. Ей было немного пофигистично, что бы с ней было сейчас. Но легкий интерес и непонимание подстегивали к получению информации.

— Мы обязаны исполнять условия уговора. Мы охраняем нерушимость власти Княжеской. Князья должны править на Руси. Русь должна быть великой, чтобы устои Мира были незыблемы. По замыслам Вершителей у Земли великая миссия, и Русь в том играет огромнейшую роль. И потому никто из нас не смеет даже в помыслах предать Князя. Такой сразу будет уничтожен, а вместе с ним и весь его Род, до седьмого колена. Даже в другом Мире. Но и после смерти своей здесь, мы не обретаем покой, мы останемся в этом Мире, точнее не сможем соединиться с душами наших родных и близких. Никогда. Мы вечные заложники уговора. Но каждый идёт на это осознанно и добровольно, спасая свой Мир и родных. И Князь с его Родом тоже в какой-то мере заложники уговора, они не могут уничтожить нас или пойти супротив Кона. Тому поручители мы. Мы и охрана и соглядатаи Княжеской власти. Не друзья и не враги. Мы с ними, словно в одной лодке, и если наклонится не туда один, утонет и дугой, вместе со всем Родом. Вот так вот, Лесюшка. Прости, надо было найти возможность и рассказать вам с Остапом всё раньше, тогда бы всё по-другому и было. Но мне совсем было не найти на то время, всё эти заговорщики проклятые! Мы же никак зачинщиков поймать не могли, а они, вишь, что удумали — Княжескую власть известь! И власть людям передать! Самые обиженные они дескать, а чтобы все им служили. Не понимают, что Богам то не угодно, уничтожили бы они их, а может и Мир с ними.

— Поймали?

— Поймали, Лесюшка. Ты прости, ты мне так мою дочку напоминаешь, такая же разумница и сильняшка духом! Столько вынести, да без подготовки, а всё та же, дерзишь, без страха, за правду борешься, сопротивляешься, едва на ногах стоючи!

— Да, надо было рассказать нам. Но теперь ничего не исправить.

Произнесла с горечью Олеся, словно пропуская последние слова про дочку. Это ей было теперь без надобности. Лишнее.

— Это да. Прости. У нас говорят: «Течение всегда разное, быть готовым не сможешь, как ни старайся».

— Знал бы где упасть, соломки бы подстелил.

— И тоже хорошо звучит!

— А ещё говорят: «Готовь сани летом, а телегу зимой».

— И это я хорошо запомню.

Глава 28

— Скажи, Лекса, а когда похороны, знаешь? Боюсь, Никодим занят слишком, мне его не поймать будет.

— Это да, дел у него сейчас много предстоит. — посмурнел Лекса. — Да, я уже знаю. Через три дня. Но тебе там быть не надо. Очень не надо. Да и не принято это. Девушки не бывают там. Я бы тебе посоветовал лучше даже дома скрыться на эти дни.

— То есть, что значит: мне нельзя там быть? Ты что говоришь-то? С ума сошёл?

Олеся была в шоке от услышанного.

— Я понимаю твои чувства, Леся, но и ты пойми, тут так не принято, нельзя девушке, да и в таких обстоятельствах, лучше бы поостеречься, я бы к тебе даже мальца юркого да башковитого приставил пока, но ты же не согласишься?

— Нет, не соглашусь, мне няньки не нужны! Мне и устои те ваши не понятны! Что значит, девушке не принято? И в такой ситуации, ты как себе это представляешь, чтобы я не пошла? А Князь? Он что, тоже не пойдёт? Ему тоже не полагается? Слишком заносчив?

— Да ты что это? Аккуратнее со словами! Не все поймут речи твои, а на чужой роток не накинешь платок!

— Да мне пофигу! В тюрьму посади, сидела уже. Не будет Князя, да? Ему тоже поостеречься?

— Ну, стеречься ему и так надо, всегда. Потому мы у него и есть. А на похороны он пойдёт. Эму там быть как раз и положено! То его напрямки и касается.

— А меня нет, значит?

— Ну что тебе там делать? Прах сдувать с ботинок?

— В смысле, прах? Его сожгут?

— Да, как бы да, вот всё приготовят и сожгут— развёл руками Лекса.

— И ты мне об этом так спокойно заявляешь?

— А как мне тебе заявить? Не спокойно? В чём здесь для тебя проблема?

— В том, что я не смогла попрощаться!

— Прости, что? У вас там на Земле принято в такой ситуации прощаться?

— А у вас нет? Умер дед Максим, да и хер бы с ним? Так что ли?

— Ну, плакать то у нас точно не принято.

— И здесь так? Может и праздник, пирушку закатите вечерком?

— У нас, да, практически так же, как и здесь. Потому, да и пирушка, как ты выразилась, будет.

— Я вас не понимаю! Лекса, он Князя…, а вы… Словно честь это…

Олеся заплакала. Ей было так горько, что всем наплевать на подвиг Остапа.

«Вот зачем он полез? Пропал, не за понюшку табаку!»

— Олеся, именно потому, что Князя, потому Князь там и будет, и я, охрана его, а тебе не нужно. И на пир позже тебя не зовём. Ну что ты плачешь, ну не понимаю я видно ваших устоев, прости! Но я тебе, как лучше хочу. Не нужно, чтобы тебя даже видели там. Ну успокойся, пожалуйста! Сегодня такой день радостный! Князя опять защитили!

— Да? Защитили?

— Ну, то конечно же Остапу честь и хвала, и ещё и Богу Сварогу, что его и тебя привёл в Мир, ему и передадим нашу благодарность. Да и ты сегодня праздничная должна быть, ведь день такой…

Лекса не успел договорить, как Олеся, перестав рыдать посмотрела ему в глаза, точнее туда, где они должны быть, и прошипела:

— Не вынуждай меня вцепиться тебе в глотку, Лекса из Рода Волка! Очень сильно хочется! Какой праздник? Мне не дают даже попрощаться с моим другом, что шёл со мной бок о бок, не соглашаясь бросить, что хотел выгородив меня просить тебя казнить за якобы смерть Трофима только его, а ты сейчас…

— Да кто тебе не даёт прощаться-то? Иди сейчас и прощайся! Что ты взъелась? Я тебя только на похороны не пущаю! Вон, в том доме его и готовят. Если поспешишь, то успеешь.

С этими словами он осторожно распустил ремень, что так и держал