Журнал «Если» - «Если», 2005 № 04

— Да, и я тебя нашла. Ну, как там у тебя, интересно?

— Да уж… — буркнул я. — Так интересно, что… место на кладбище посоветовали присматривать.

— Ой, извини, — голос стал огорченным. — Это ты, наверное, неудачно попал.

— Ага, — хмыкнул я. — Это точно. Попал…

— А у меня тоже тут не очень интересно. Знаешь, не всегда ведь люди приятные попадаются. Надо было тебя в какую-нибудь знакомую жизнь сводить.

«Сводить в жизнь», — мысленно повторил я, подивившись.

— А хочешь, — сказала Замарашка, — прямо сейчас выйдем?

— Вообще-то — да, — ответил я.

— Хорошо, я мигом.

— Подожди, — воскликнул я. Мне в голову пришла одна идейка. — Дай мне минут десять или пять… Ладно?

— Ладно, жду пять минут, — сказала Замарашка и повесила трубку.

Я быстро оторвал листок от ежедневника, написал на нем свой домашний телефон и свое имя. Настоящее. И отнес это секретарше.

— Соедините, — попросил я. — Если его нет, оставьте сообщение, что я звонил. Имя, фамилию, должность…

— Хорошо, — кивнула женщина, протягивая руку к телефону.

Я вернулся в кабинет, прислушался. Но дверь не пропускала звуков. Я знал, что секретарша попадет на автоответчик. Что ж, вернусь домой, послушаю…

Текли минуты, но ничего не происходило. Я испугался — вдруг у Замарашки что-то не получится. И как мне быть?

Потом меня посетила шальная мысль — надавать поручений, наворочать дел, пользуясь чужой шкурой, а после, вернувшись в себя, с безопасной дистанции посмотреть, что будет. Или какие-нибудь деньги на свой счет перевести…

Нет, наверное, все-таки не стоит этого делать. Чужие деньги притягивают неприятности. Я в этих вещах тоже чуток понимаю.

Интересно, настоящий хозяин этой жизни чувствует, что в нем сидит чужой?

Я не успел додумать эту мысль, потому что пришло уже знакомое головокружение, и глаза затянуло пеленой. Я успел только опереться о стол…

И вновь я сидел в темном полуподвале, привалившись спиной к стенке. Девчонка и ее компания стояли передо мной, с интересом разглядывая.

— Все нормально? — участливо спросила тетя Роза.

Я молча вскочил. Меня трясло, ноги подгибались. Затравленно оглядев людей, я повернулся к выходу.

— Эй! — звонко и обиженно крикнула Замарашка.

— Пусть идет, — миролюбиво сказала тетя Роза. — Он вернется.

«Ага, щас!» — со злостью подумал я.

Я выбрался на холод и немного пришел в себя. «Чертовы наркоманы!» — крутилось в голове. Мне и раньше случалось попадать в неожиданные компании и довольно сомнительные истории, но чтобы так… Интересно, чем они меня опоили — не отдать бы концы к утру. Я лихорадочно хлопнул себя по карманам — кошелек и мобильник на месте.

«Чертовы наркоманы», — снова подумал я и остервенело сплюнул на снег.

Через пять минут я увидел Гошин дом и вскоре оказался в его прокуренной, заваленной книгами и кассетами, заставленной бутылками квартире. Было много народу, и я с трудом нашел себе место.

Я не веселился, не пел, не травил анекдоты, только накачивался спиртным. Потом наступило состояние полудремы — я смутно слышал голоса извне, а сам представлял себе маленькую страну, которую видел в витрине магазина. Мысленно я населял эту страну крошечными людьми, придумывал им судьбы, наблюдал, как они копошатся и решают свои мелкие дела…

Я отключился прямо в кресле, и меня никто не стал беспокоить.

Гоша растолкал меня утром. Увидев протянутую банку пива, я ухватился за нее с отчаянием обреченного.

— Чего такой мрачный? — спросил он.

— Не догадываешься? — я выразительно приложил ладонь ко лбу.

— А, ну это понятно, — посочувствовал Гоша. — Только ты и вчера какой-то мутный был.

— Да так… — вяло отмахнулся я. — Гоша, — произнес я через некоторое время. — У тебя не бывает такого ощущения, словно все вокруг ненастоящее.

— А какое?

— Ну… придуманное. Или нарисованное. Вылепленное из пластилина, из глины, из дерьма…

Он поскреб небритую шею. Потом озадаченно покосился на меня.

— Что это тебя потянуло в конфуцианство?

Гоша называл конфуцианством любую нестандартную линию поведения. Если кто-то предлагал, например, пойти и для прикола покататься на коньках, он говорил — конфуцианство. Если девушки в гостях говорили, что пьют только легкое вино — он и тогда сердито ворчал и называл это конфуцианством. При этом он и себя иногда звал почетным конфуцианцем.

— Какая разница, — сказал он. — Нарисованному Буратино ведь все равно, что его просто придумали.

— Нет, не все равно. Он не может, как мы, сейчас пивка попить.

— А откуда ты знаешь? А может, он живет своей жизнью, не догадываясь, что ты на него смотришь?

— Вот-вот, — сказал я. — И я о том же.

Я начал одеваться, когда в кармане пальто заверещал телефон.

— Ты где вчера был? — донеслось из трубки. — Я ждала до девяти. И телефон не отвечает. И замок у тебя заедает.

— Да я у ребят завис… — смущенно пробормотал я. Это была мама — я совсем забыл, что она собиралась зайти.

— Я прибралась там у тебя. И суп сварила. Придешь — не забудь в холодильник переставить. Ведро вынеси, а то динозавры скоро заведутся…

— Ма… — умоляюще проговорил я.

— Ладно, когда придешь?

— Часикам к десяти.

— Мы ждем. Ну, все… постой, тебе из какого-то банка звонили!

— Из какого банка? — оторопел я. У меня помутилось в глазах — до сего момента я пытался как-то избегать мыслей о вчерашнем, не думать, не вспоминать. А тут вдруг все встало передо мной в звуках и красках…

— Не знаю, из какого, не помню. Я там записала тебе на бумажке… Я думала, это по работе звонят. Чего они звонят-то на ночь глядя?

— Не знаю, — выдавил я. — Ладно, до вечера.

— Где Новый год встречаешь? — спросил Гоша.

— С семьей.

— Встретишь — перебирайся сразу ко мне. У меня тут шумно будет. Я вообще-то уже так напраздновался, что… — он мученически потер виски.

Я выбрался на улицу. От вчерашней зимней сказки не осталось и следа — последний день уходящего года оказался серым и пасмурным, снежный ветер пробирал до костей. Пиво уже не лезло, но выбросить банку было жалко. Я шел, поминутно поскальзываясь, у меня мерзли уши. Я казался себе каким-то несвежим, замызганным, мне хотелось скорей оказаться дома.

Тем не менее ноги привели меня не к моему подъезду. Я снова, сам не знаю как, оказался на знакомой улочке с одноэтажными домами. Думаю, мне подсознательно хотелось узреть вещественные доказательства вчерашнего приключения.

И вскоре действительно увидел тот самый дом.

У подъезда стояла молчаливая толпа. Я нерешительно остановился, подумав, что мне не стоит подходить.

Явно здесь собрались не соседи, не обитатели ветхих древних домиков, теснящихся вокруг. Публика была представительная — в мехах и кашемире. И замершие поодаль красивые машины подтверждали это.

Впрочем, люди здесь были разные. Простенькие пальтишки и серые старушечьи платочки тоже встречались.

Я все же решил подойти. Выбросив неуместное пиво, осторожно приблизился и остановился.

Рядом разговаривали две женщины в возрасте.

— …И милицию со слезами просила, и сама ходила, и муж ходил… ничего. А потом… вот…

— Ну, теперь хоть могилка есть.

— Да, хоть знаю, где сыночек лежит. Хоть не маюсь…

Потом они обе вдруг посмотрели на меня.

— А вы давно бабушку знаете? — спросила одна.

— Нет, не очень, — брякнул я и поспешно отошел.

— Видишь, не хочет говорить, — услышал я.

— Тут много таких, кто не хочет…

Я еще походил, послушал сдержанный монотонный говор вокруг, но ничего не понял. Потом услышал рядом голос Замарашки:

— Привет.

Она была в старенькой коричневой куртке, явно осенней. Сверху ее замотали шалью, так что виднелись только бусинки глаз и кончик носа.

— А мы бабушку хороним, — сказала она.

— Вижу, — бесцветно сказал я, не зная, как себя вести.

— Поедешь с нами на кладбище?

— Нет, — быстро ответил я. — Мне надо… в общем, тороплюсь.

— Никто не хочет… А знаешь, — она перешла почти на шепот, — нам попы на кладбище не разрешили бабушку хоронить. Это тетя Роза сказала. И музыки не будет. Жалко, да?

— Ничего, не переживай, — сказал я, чувствуя себя полным идиотом.

Я увидел неподалеку тетю Розу, закутанную в черный платок. К ней подошла толстая краснощекая старуха с клеенчатой сумкой и неожиданно громко воскликнула:

— Как теперь-то будете, а? Роза, как теперь-то? А?

— Ничего, девочки, ничего… — быстро проговорила та. — Заходите. Заходите, как всегда. Поможем, чем сможем, — и она торопливо скрылась.

— Кто это? — спросил я у Замарашки. — Вы их тоже водите к своим Пенкам?