Офисный роман, или Миссия невыполнима - Наталья Валенидовна Колесова

- Да тут у тебя целый стадион! Случаем, не тесновато будет?

Ючон слабо хихикает:

- Первое время я здесь просто терялся… Минхва-нуна, что случилось? Зачем ко мне?

- Ты сегодня ел?

Ючон отодвигает высокий табурет у стойки, на которую я водружаю все принесенное. Хмурит брови.

- Вроде… Утром. Кофе.

- Поня-ятно. Сейчас поешь и выпьешь лекарство. - Распечатываю термос. Оттуда вырывается такой вкусный парок, что у самой желудок прихватывает: и я ведь не ужинала!

- Это что?

- Рисовая каша с морскими ушками. Для больных самое то. – Хлопая дверцами шкафчиков, отыскиваю посуду. Обернувшись, вижу, как Ючон, вытянув руку, прилег на стол. – Эй! Не спать! Хотя бы пока не поешь.

Приподнявшись, парень заглядывает в полную тарелку.

- Нуна приготовила для меня?

Хмыкаю:

- Еще чего! Я вообще-то сегодня за двоих работала, когда мне еще и готовить! Купила, конечно. Ешь, пока не остыло!

И сама присоединяюсь. Ючон ест через силу, но под мои понукания все же очищает тарелку. Заставляю его выпить порошки-таблетки и отправляю спать, дверь сама закрою. Хубэ выполняет мое указание наполовину: в спальню не идет, укладывается на диван и наблюдает за мной сквозь полузакрытые веки. Правильно, чужой человек в доме, вдруг еще что-нибудь стибрит? Например, эту выглядящую как космический корабль НАСА серебристую кофемашину! Споласкивая посуду, я параллельно втолковываю хубэ по какой схеме принимать лекарство, но сначала обязательно съесть хоть ложку каши или согревающего супа с имбирем, видишь, он здесь, во втором термосе? Ючон сначала угукает, а потом умолкает: спит.

Подойдя, наклоняюсь над ним: лицо горит, сухие губы полуоткрыты, под веками двигаются глазные яблоки… Хм. А вдруг воспаление легких? Может, свозить его в больницу? Или у них какой-нибудь семейный врач имеется? Осторожно тычу пальцем в твердое плечо хубэ.

- Эй. Эй, Ючон! Проснись! Ючо-он!

Повторяется ситуация с дверью: никакой реакции. Попинать и его, что ли? Встряхиваю парня за плечо уже безо всякой бережности.

- Хубэ! Живо проснулся!

Крупно вздрогнув, распахивает мутные глаза. Взгляд блуждает, пока не останавливается на моем склоненном лице. Фокусируется. Проясняется. На лице парня появляется улыбка - широкая и совершенно идиотская.

- Офигеть… нуна мне уже снится…

- Ну да, - сурово подтверждаю я. – Я твой ночной кошмар! Ючон, у тебя есть телефон твоего врача? Где ты обычно лечишься? Может, поедем в госпиталь?

- Нет. – Он берет мою руку, все еще лежащую на его плече, и прикладывает ко лбу. – Ох, как хорошо-о…

Ничего хорошего – горячий как огонь! Тяну руку, парень не отпускает. Бормочет:

- Сонбэ, не уходите, а?.. Пожалуйста.

Вздыхаю обреченно:

- Да куда я от тебя денусь! Где ванная?

- А?

- Ванная! Ну где ты зубы чистишь, моешься, или ты в чимчильбан[1] ходишь?

- А, там, по коридору…

По новому взмаху его руки бреду по квартире, с любопытством заглядывая в открытые двери. О, у него и тренажерный зал имеется! М-да, а в санузле просто жить можно… Нахожу там же белое полотенце (и притаскивать не нужно!), наполняю тазик холодной водой и возвращаюсь. Ючон уже сидит, тараща воспаленные глаза. Одеяло он сбросил, видна мокрая от пота майка.

- О, - заявляет при виде меня, - а я думал, Минхва-нуна мне просто приснилась!

- Предлагаю считать это сном, - соглашаюсь я. – В этом сне ты сейчас снимаешь свою майку…

- А штаны? – оживляется Ючон. Вот гляньте на него: больной - больной, а все туда же!

- Штаны будут в следующем сне.

- Нуна обещает?

- Нуна гарантирует! - заверяю я. - Давай для начала глянем твою спину.

Пластыри он снял, но царапины-ссадины неплохо подсохли: смотреть страшновато, но уже… не страшно. Отжав в холодной воде полотенце, нерешительно смотрю на его влажный торс. Ючон ухмыляется:

- Такое роскошное зрелище никогда не надоедает, а?

В отместку с размаху леплю ему на грудь ледяной компресс:

- Протрись!

Охнувший Ючон, вздрагивая и шипя, покорно вытирается и тут же ныряет под одеяло. Демонстративно (или снова повышается температура?) крупно дрожит. Наливаю ему – и себе для профилактики – настоявшегося травяного чая и вновь присаживаюсь рядом.

- Выпей и поспи еще.

- А нуна не уйдет? – бдительно интересуется Ючон.

Гляжу на часы и вздыхаю: самой бы уже лежать в кровати, нет, поперлась лечить этого… мелкого!

- Да куда я от тебя уйду? – говорю с досадой. (Разве что на такси уеду). – Спи давай. Сейчас компресс на голову положим…

- Лучше руку, - томно вздыхает Ючон.

- Мечтай-мечтай! - Все же кладу ладонь ему на лоб.

Парень закрывает глаза и бормочет:

- Хорошо спится, когда нуна рядом…

- Да-да, - ворчу я. – Жевательной резинкой я уже была, теперь удостоена гордого звания Снотворной таблетки!

Ючон хмыкает. Осунувшееся лицо расслабляется – хубэ и впрямь моментально засыпает. Но мою руку все равно держит крепко: едва двинешься, как пальцы сжимаются, парень начинает беспокойно шевелиться. Ну ладно, менять компресс можно и одной рукой…

…Резко вскидываюсь – я и сама, оказывается, задремала, уткнувшись лбом в боковину дивана. Очумело оглядываюсь, не сразу сообразив, что за звук такой несется по всей квартире.

- Ючон, кто-то пришел! Звонят в дверь!

Парень со стоном натягивает на голову одеяло, из-под которого доносится:

- Пусть валят… ко всем чертям…

- Так и передать? – Ничего не имею против, но звонок не умолкает, к нему присоединяется еще и громкий стук. Очень надеясь, что не придется разбираться с очередной ревнивицей (теперь уже Ючоновской), нажимаю кнопку замка – и меня чуть не сносит пара женщин, ворвавшихся в квартиру. Одна на ходу восклицает:

- Вот, как я и говорила, омони[2], опять он с девкой развлекается!

С тоской гляжу в манящий полумрак подъезда: не оставь я сумку в комнате, просто потихоньку бы улизнула, а теперь «девке» придется выручать ее. И хубэ. Плетусь обратно, слыша тот же пронзительный голос:

- Конечно, надрался и дрыхнет, где ему о родной хальмони вспоминать! А она, бедная, глаз не смыкает: где же внучок, что с ним, почему не приходит, на звонки не отвечает! Вставай, пьяница!

- Он не пьяный, он больной… – вклиниваюсь я, но горластая с возгласом «кому говорю!», сдергивает с Ючона одеяло и отступает, прижимая ко рту ладони:

- Айгу[3]! Прикройся, глаза