Гости в доме с секретом - Ольга Станиславовна Назарова

утрачивал бдительность, подбирался поближе, и она его явно чуяла – пыталась понять, кто же на неё так пристально смотрит.

Он и про её жениха узнал… Сначала расстроился, а потом выяснил, что там что-то не так – жених очень уж молодой. Понаблюдал, поудивлялся, старательно запихивая поглубже ярость, вскипающую каждый раз, как только ему на глаза попадался этот наглый воронёнок!

Когда Карунд узнал от лиса, что она улетает к родным, то, как только смог, сразу отправился за ней, тут-то и узрел её в истинном виде!

«Кррасивая… и серрдится!» – он чуть с ветки не свалился от облегчения, услышав от её братьев, что этот воронёнок ей никто, и тут уж точно уверился, что надо показываться, а дальше… ну, как дело полетит!

Она летела так высоко, что Карунд невольно почувствовал к ней уважение – никто из претенденток на гнездо будущего главы рода не осмелился бы так подниматься. А ещё большее уважение он испытал, когда Крылана решительно отказалась от очередного раунда воздушных реверансов.

«Не опускается, чтобы прродолжать рраскланивания, а прросто летит на той же высоте и, по-моему, ррадуется полёту!» – он и сам обрадовался, что это знакомство проходит совершенно не так, как обычные его «смотринные» мероприятия.

Он и выше мог бы лететь без малейшего затруднения, но повёл крыльями и полетел рядом. Рядом, молча, но почему-то стало очень спокойно и легко, словно он всю жизнь и хотел лететь вот так, причём именно с ней.

Если бы клюв мог улыбаться, то Крылана точно бы это делала, просто потому что было ей хорошо, а стало ещё лучше!

«Летит ррядом, не прристаёт с пустым каррканьем, не мешает, а почему-то прриятно».

Звёзды светили ярко – на морозе так бывает, чуть шуршали от ветра перья, рядом мерно взмахивал крыльями странный знакомый. У Крыланы никогда не было такого удивительного полёта, да она уже и не мечтала об этом.

«Если… если даже он сейчас молча улетит, я ррастрраиваться не буду – я прросто запомню эту ночь!»

Наивная. Карунд и не собирался молча улетать – вот ещё не хватало! Он внимательно следил за взмахами крыльев вороницы, и когда понял, что она стала уставать, чуть спустился вниз, приглашая её следовать на ним.

«Всё-таки иметь столько сестёрр и постоянно слушать их грррай тоже неврредно», – мимолётно подумал он, вспоминая, как сёстры обожали обсуждать, что какую-то из них оскорбили, предположив, что она устала. Именно поэтому он так тщательно выбирал момент – глупо вызывать раздражение спутницы, если точно знаешь, как сделать правильный манёвр.

Через полчаса они уже вовсю разговаривали, сидя на толстенной сосновой ветке.

– Так это ты, оказывается, за мной следил? – удивилась Крылана, против всякой логики не разозлившись, а ощутив себя польщённой. – А зачем сюда прилетел?

– Познакомиться… ну, конечно, если… – тут он замялся, ощущая, что для него наступает самый ответственный момент, – если тебя не смутит, что я… пилот.

Крылана и не думала смущаться! Наоборот, заинтересовалась и принялась расспрашивать нового знакомого о его работе. Правда, удивилась его явственному облегчению.

– Что-то не так?

– Нет, наоборот! Всё очень так! Прросто… моя семья не считает эту рработу чем-то важным.

– Что может быть важнее для ворона, чем поднимать людей на свою высоту и нести их на кррыльях? – Крылана ответила сходу, удивившись, что эта фраза так обрадовала нового знакомого.

Вернулась домой она уж совсем поздно, разумеется, наткнулась на родителей, которые уже собирали поисковый отряд из её братьев и невесток, разом оказалась в эпицентре классических враново-взволнованных эмоций, но почему-то не разозлилась, а подождала, пока у них иссякнет запас восклицаний. А потом очень спокойно уточнила:

– Хоррошие мои, а вы помните, сколько мне лет?

– Да какая рразница? Ты же всегда мой маленький птенчик! – начала мама. – Ты же никогда так поздно не возврращалась, мы перреволновались, а вдрруг бы…

– Мам, а как ты думаешь, удастся ли твоему маленькому птенчику завести когда-нибудь своих маленьких птенчиков, если я прилечу сюда, спрячусь под твоё кррыло и буду там сидеть всю жизнь?

Мама открыла клюв, да так и застыла с ним… Образ несчастной дочери, нуждающейся в пригляде и заботе, пока не очень-то видоизменился, но сомнения были посеяны – раньше Крылана никогда так не говорила. Да, в прошлый свой приезд она вела себя совсем иначе, не так, как обычно, но трудно же сходу перебить тридцать прошедших лет неустанной заботы и оправданного беспокойства за дочь.

– Крылана! Ты выйдешь за Вррана, ну, или мы подберрём тебе воррона! – решил отец. – Это ты в Москве дуррацкой поднабрралась всякого…

– Па, а ты забыл, что я в Москве «этой дуррацкой» выздорровела?

Крылана преотлично научилась одним аргументом пробить брешь в монолите чужих убеждений, сбивая с толку и заставляя призадуматься. Действительно… какая бы ни была Москва не такая и не этакая, но именно там дочь стала здоровой и уверенной в себе.

Крылана смотрела на своих растрёпанных, перепуганных, заботливых и любящих, надоедливых и любимых родных и понимала, что ей бесконечно с ними повезло. Да, они опекали её изо всех сил, но без них, без этой тотальной заботы она и не выстояла бы, не дождалась встречи с Таней.

«Сколько таких, как я, стали не нужны своим семьям, как только у них начинались прроблемы – ведь моя болезнь брросала тень и на весь ррод, и на наших ворронят! Сколько таких же оказались выкинуты из своих семей! Но никто! Никто из моих не прредал меня, никто не злился на меня из-за этого. Наоборрот, они бррали на себя всё тррудное и обидное, пррикрывали собой. А то, что сейчас так себя ведут – так прросто не прривыкли ко мне новой. Это ничего, это дело наживное!»

Она неожиданно шагнула к обоим родителям и крепко их обняла.

– Простите меня, я забыла вам сказать, как вас люблю и как вам благодаррна!

Наверное, это и не очень правильно было – не спать всю ночь, но это ни у кого из их семьи не получилось бы – разговоры затянулись почти до утра.

Да, конечно, не обошлось без новых попыток по привычке выстроить Крыланину жизнь так, как семье казалось лучше, правильнее и безопаснее для их птенчика, но она не поддалась ничему… Ни излишней уже заботе, ни периодически возникающему у неё желанию наорать на них погромче, чтобы уж точно услышали и навсегда уяснили.

Внушительную точку в семейной дискуссии поставил Крыланин прадед: он отвесил её отцу крылом хороший такой подзатыльник и заявил:

– Прротрри глаза! Птенчик окончательно выррос и встал на кррыло! А вы как в пррошлый рраз завелись, так и не остановитесь никак! Хочет она жить в Москве – там пусть и живёт. И то веррно, кстати, – у нас-то и выбиррать тут не из кого. Все какие-то опёррыши! Никто из них рраньше мою кррасавицу не ррразглядел