Дирдайле - Александра Торн

Кеннет. Ученый поправил пенсне и обвел салон взором естествоиспытателя.

- Кажется, отсутствует этот шумный солдафон, полковник, как его...

Глухо выругавшись, Бреннон пулей вылетел за дверь.

***

- Эй, герр полковник! Эээй! – позвал капитан, далеко не уверенный в том, что теперь безопасно орать в ночи, черт знает, кто отзовется. – Эй, герр полковник!

- Да здесь я... – ворчливо донеслось в ответ, и из тени вынырнула массивная фигура Шрайбера. – Совершаю моцион перед сном. В чем дело?

- Все пассажиры должны находиться в салоне, – холодно ответил Кеннет.

- Почему?

- Потому что так безопаснее. Вас может смыть за борт.

- Опять эта душная кладовка, – проворчал Шрайбер и косолапо побрел за капитаном. Бреннон скосил глаза на полковника. Как там говорят – "от сердца отлегло"? Что-то чувствуется. А должно бы – пассажир жив-здоров. Да и “Аберрейн” как-то насторожилась. Перед дверью в салон капитан пропустил Шрайбера вперед и вдруг замер. Померещилось или это снова – едва уловимый запах крови?..

- Ну что, так и будем стоять? – сердито буркнул полковник, и рука Кеннета легла ему на плечо.

- Сэр... то есть герр...

- Какого черта?! – рявкнул Шрайбер, когда Бреннон наклонился к нему и обнюхал шею. Полковник сердито рванулся, но капитан успел оттянуть пальцем воротник-стойку и в свете фонаря перед дверью увидел на шее герра пару темных точек.

Капитан даже не успел понять толком, что это значит, как глаза Шрайбера почернели, и он бросился на Бреннона. Кеннет отскочил, а старушка "Аберрейн" не подвела – палуба качнулась, он устоял, привычно спружинив на ногах, полковник же кубарем укатился к фальшборту.

Бреннон не хотел его убивать, дробби оказался в руке сам собой. Капитан рассчитывал оглушить пассажира чем потяжелее, связать и запереть в его каюте до прибытия в порт, но теперь сомневался, что его можно выпускать к другим людям. Шрайбер зашевелился, пугающе молча; Бреннон подумал, что силищи у такой туши должно быть немеряно, и в этот миг ощутил... присутствие. Холодный ветерок по затылку, слабый запах крови и тления, нечто, мелькнувшее на грани видимости...

Полковник поднялся и с неожиданной прытью кинулся на Кеннета. Бреннон уклонился от широко раскрытых «объятий» и пнул противника в голень, а затем врезал прикладом дробби в челюсть. Шрайбер без единого крика упал на палубу, а оно метнулось снова, справа – и за спину, Бреннон круто развернулся следом за ним и вслепую спустил курок. Над "Аберрейн" пронесся пронзительный крик, и оно исчезло.

Капитан опустил глаза. Чуть дальше, около фок-мачты, темнело пятно. "Аберрейн" протестующе застонала, и Бреннон с разворота двинул полковнику кулаком по физиономии. Шрайбер рухнул, как подкошенный, и Кеннет навалился на него всем весом. Дробби пришлось выпустить из рук, чтобы связать полковника его же кушаком. Бреннон обмотал его ноги шнуром с мундира и заткнул Шрайберу рот платком. Затем Бреннон подобрал дробби, снял фонарь с крюка над дверью и подошел к пятну крови. Оно было темно-пурпурным, матово-блестящим и напоминало стекло.

"Проклятие!"

Кеннет обернулся на полковника. Теперь этой твари снова придется подкрепиться, хотя она и так ни в чем себе не отказывает.

"Здоровый аппетит, мать твою!" – злобно подумал капитан. Пять человек заперлось в кубрике, десятеро – в трюме, девятерых Бреннон охранял, как сторожевой пес. Десятый, хрипло дыша, пытался прожевать кляп. Есть ли теперь смысл беречь полковника? Раз уж его один раз укусили... Кеннет нахмурился, припоминая деревенские байки о дирдайле – прекрасных бледных дамах, которые подкреплялись кровью своих кавалеров.

Что, если полковник сейчас превратиться в такую же кровососущую тварь? Капитан потер подбородок. Если бы люди становились упырями с одного укуса, то в мире уже проходу не было бы от вурдалаков. А этот здоровяк явно страдает полнокровием, и небольшое кровопускание... Неужто чтобы довезти девятерых, придется скормить твари десятого? А почему нет? Правда, чутье подсказывало капитану, что кровосос с такими аппетитами едва ли ограничится одним полковником, пусть даже и столь крупным.

"Может, если сунуть этой падали наживку, то она клюнет и тогда..."

Но что тогда? “Аберрейн” может лишь помогать ему, все остальное придется делать самостоятельно. Бреннон взглянул на полковника – его глаза были пугающе пустыми.

***

- Нет, это просто неслыханно! – кудахтала фрау Лидманн, обмахивая дочь платочком. – Какое хамство! Какая грубость! Я сделаю все, чтобы у этого животного отозвали капитанский патент!

Старик-ученый поправил пенсне. Молодая учительница зевнула и закуталась в шаль.

- А что случилось-то? – спросил столичный юноша. Медики тихонько квасили в уголке салона, не отвлекаясь на мелочи жизни.

- Мне кажется, на борту оказался преступник. Опасный, – сказал старичок. Женщины замерли.

- Преступник? – голос фройлен Лидманн взвился к верхнему си.

- О Боже, – сказала учительница. – Как хорошо, что капитан нас разбудил! Нас могли бы перерезать в каютах по одному! Герр, вы думаете, он его поймает?

- Нам нужно надеяться, фройлен, – сказал ученый.

- Неужели это герр полковник? – покачала головой фрау Лидманн. – А с виду такой приличный человек! С крестом Георга!

- Мошенников полно, – покровительственно ответил молодой человек из столицы. – Этих крестов из стекляшек вам любой понаделает. Он, кстати, единственный отсутствующий.

- Я слышала, что его попросили помочь с бутылочкой снотворного, – сказала фройлен Лидманн. – Женским голосом, – и она обвиняюще уставилась на рыжую учительницу. Девушка возмущенно покраснела.

- Я прекрасно сплю и никогда не пользуюсь снотворным!

- Это вы так говорите, – презрительно сказала мать старой девы. – Откуда мы знаем, что вы не лжете? Опоили, сняли брильянтовый крест и спрятали... где-нибудь. Наверное, и сообщника привели.

- Я всегда ложусь ровно в десять! И к тому времени, когда он вышел, уже наверняка спала!

- Это все слова, причем ваши и никем не подтвержденные, – фыркнула фрау и замкнулась в гордом молчании. Учительница, не находя достойного ответа, комкала шаль. Мужчины благоразумно помалкивали. В наступившей тишине раздался робкий голос поэта:

- А что происходит?

Пояснить, что происходит, немедленно решили все. Больше всех старались мать и дочь, глубоко оскорбленные тем, что оказались "в обществе воров, убийц, пиратов и неотесанных мужланов". Поэт доверчиво переводил взгляд с одного пассажира на другого. Гвалт достиг наивысшего эмоционального накала, когда старый ученый, выхватив у священника книгу, с размаху грохнул ею о стол. От неожиданности пассажиры утихли. Ученый перевел дух. Испытанный способ угомонить студентов на лекции не подвел и тут.

- Господа. Дамы.