На нее запрет. Дочка Шаха - Кристина Майер

предупредить Сергея Эдуардовича, - обратилась к Азамату, когда мы вышли из клиники. Голос хрипел, слова можно было разобрать с трудом, но он понял, повторять не пришлось.

- Две недели, как минимум на больничном. Потом желательно отдохнуть, набраться сил и восстановиться, - это уже глядя на отца. Папа лишь кивнул, соглашаясь с другом. – Постельный режим, Ками, - строго напомнил, прежде чем сесть в свою машину. – Не будешь лежать, заберу в больницу.

- Буду, - пообещала я.

Укол подействовал. Температура спала до тридцати восьми. В машине я успела поспать. Когда вернулась домой, у нас в гостях сидел Ванька. Друга я в отличие от Бессонова не стеснялась, мне было все равно, как я выгляжу. Синяки под глазами, волосы не уложены, лицо помятое…

Папа передал маме пакет с лекарствами и рекомендации, о постельном режиме устно.

- Азамат сказал, звони ему в любое время.

- Хорошо, - пробегая взглядом по листкам с назначениями. - Погрею тебе бульон, нужно поесть, - мама поспешила на кухню. Я села на диван, обняв декоративную подушку.

В гостиную ворвался Давид, позвал папу в сад, они с Алексом нашли ежа и хотели его забрать в дом. Нужно было спасть ежа от моих братьев.

- Как ты себя чувствуешь? – спросил Ванька.

- Нормально, - о своем диагнозе говорить не хотелось. Он ведь и так все знал, мама наверняка уже рассказала.

- Лева…

- Вань, не надо, - перебила его, как только он упомянул имя Бессонова. – Я не хочу ничего слышать о нем.

- Что случилось? – напрягся Ванька.

- Ничего не случилось. У меня на жизнь много планов, в ближайшие лет пять я не планирую никаких отношений. Буду учиться и взрослеть, - невесело прохрипев, я поднялась с дивана. Бессонов меня ждать не станет. Пусть живет своей взрослой жизнью, а я буду жить своей. – Вань, мне прописали постельный режим, извини, я пойду, лягу.

Глава 47

Лева

Глубокая затяжка. Забиваю легкие дымом, до легкой тошноты, подступающей к горлу. Вторая пачка за день. Я никогда столько не курил! Да я вообще почти не курил, но видимо скоро конкретно подсяду.

Спиной чувствую на себе взгляд, но не оборачиваюсь. Мама. Переживает, беспокоится. Замечает все. Особо не скрываю, не выходит. Я как зверь в клетке, места себе не нахожу. Нервы натянуты до предела. Сбросить напряжение не вышло, даже двухчасовая тренировка не помогла. Не люблю хаос в башке. Поток мыслей, приправленный эмоциями, ни к чему не приводит.

Возвращаюсь в дом, ловлю на себе тревожный взгляд матери, свой отвожу в сторону. Никто не решается со мной заговорить второй день, хотя все всё понимают. Дают самому переварить, потом начнут предлагать ненавязчивую поддержку.

Хороший секс отлично прочищает мозг. Еще пару месяцев назад, я не посмотрел бы на свои чувства. Тогда я еще не попробовал свою девочку. Только догадывался, что она во всем для меня идеальная: ее вкус, ее отклик, ее стоны, запах, чистота. Никого кроме нее не хочу. Заменять чистый кайф суррогатом?

Присаживаюсь на широкий диван, вдавливая затылок в мягкую обивку. Хочется шарахнуть обо что-то твердое, чтобы структурировать мысли. Только это так не работает. Меня рвет на части. Камилла заболела и я в этом виню себя. Что-то произошло в ее голове, после того, как я ее отчитал. Я ведь замечал ее молчание, наигранную покладистость, чувствовал быть п@зд@цу. Уверен был, что разгребу. Девочке не мешает посидеть ночь подумать. Подумала, бл@ть! Я ей раз пять звонил, написала херову тучу сообщений, которые она так любит, но она даже читать не стала.

Подозревал, что будет бунт, когда ехал за ней утром, а она решила просто от нас отказаться. Вычеркнуть меня из своей жизни. От этой мысли в груди больно печет. Так легко у нее все, а я без нее дышать не могу. Перегнул?

Так как тебя еще в узде держать, маленькая принцесса? Ты же свою жизнь нехрена не ценишь, привыкла, что охрана за тобой таскается, волосу не дает с головы упасть! Творишь порой такую дичь, что сердце мне останавливаешь! Инстинкт самосохранения напрочь отсутствует! Я ведь не всегда буду рядом, не всегда успею спасти! От самого себя тоже защищать приходится. Нарывается ведь, зараза!

Растерев ладонью лицо, поддаюсь вперед. Воткнув локти в колени, опускаю голову. Хреново мне. Я должен быть рядом с ней.

Смотрю на Улю и Киром. Она что-то наигрывает на пианино, негромко поет, брат подпевает, не попадая в ноты. В другое время я улыбнулся бы, пошутил, растрепал волосы на головах и смеясь слушал, как они недовольно сопят. Сейчас все чувства зажаты, собраны внутри в тугой ком, готовые полыхнуть в любой момент.

Моделирую в голове ситуацию, которая случилась у нас с Ками на Улю, если бы какой-нибудь мудак так разговаривал с сестрой, он бы еще жил? Нет – отвечаю себе. Но Камилла не сестра, она моя девочка. Во всех смыслах моя. Правильнее было бы отступить, дай ей время разобраться в себе. Не получится у меня еще четыре года держаться от нее в стороне, наблюдать, как Сережи и Андрюши пускают на нее слюни.

Какой-то гребанный тупик!

Мама аккуратно присаживается рядом. Ничего не говорит. Нужно было свалить в сою комнату, чтобы не доставлять ей переживаний, но там я задыхался. Тут чуть легче.

- Поговорим? – тихо спрашивает она. Нервничает, вытирает о полотенце сухие руки. Поднимаю голову, накрываю обе ее руки одной своей.

- Не о чем, - тон спокойный, хочу унять ее переживания. – Все нормально.

- Лева, она ведь девочка совсем, - все-таки мама не выдерживает, ее не останавливает выражение моего лица, а я ведь чувствую, как заостряются черты моего лица. Конечно, все в курсе моей одержимости, как бы я не пытался ее скрыть. – Вы поругались?

- Нет, мы не ругались. Мам, закончили этот разговор.

– Не знаю, что у вас там произошло, но я хорошо тебя знаю, сын. Это моя вина, что ты не умеешь показывать чувства, - начинает всхлипывать. Я позволяю ей говорить, потому что вижу, как переживает, но этот разговор мне не нравится, я хочу его прекратить. Я не думаю о своем отчиме уже очень много лет, у меня отличные родители, которые вложили во мне дофига любви.

- Мам, все нормально, - давлю взглядом, прошу мысленно закрыть этот разговор. У меня ночью вылет, я просто не знаю, как оставить