Тайга: андроиды - Алекс Миро

себе «нет». И теперь не сделал исключения. Приподнявшись немного, его рука опустилась обратно. Леда посмотрела на него с грустью. Она все поняла, и ее голубые глаза стали еще больше и печальнее. Она отвернулась.

— Мне пора, — сказала она и, не оборачиваясь, зашагала в сторону блоков.

— Пока, — только и произнес Сибиряк, глядя вслед ее удаляющийся фигурке.

***

Сибиряк сидел в кабинете маршала. Свет был выключен, только желтые проблески от застывших в воздухе уличных фонарей гуляли по овальному столу для переговоров. Свет и тени, тени и свет, они никогда не смешивались. Титов смотрел на эту игру, порожденную то дроном, пролетевшим между окном и фонарем, то длинным кузовом проехавшего грузовика. Оба пока молчали, обдумывая что-то свое. Маршал, казалось, не замечал Сибиряка, скромно притулившегося на жестком стуле перед окном. Стакан виски в руках Титова то отражал свет, от поглощал его. Наконец, маршал вышел из задумчивости.

— Туяра мне доложила о твоем страхе перед небом, — сказал он сухо.

— Простите, товарищ маршал, я всех подвел.

Титов помолчал снова. Сибиряку его молчание было в тягость. Он понимал, что не оправдал ожиданий, подвел свою летную семью, и так гадко на душе у него не было давно.

— Позвольте объяснить, товарищ маршал…

— Ну попробуй, — Титов качнул головой, в этом движении были и разочарование, и безнадежность. Свет лег на стол желтым прямоугольником, да так и остался лежать, как длинный египетский папирус, готовый запечатлеть на своей шершавой поверхности жалкие оправдания Сибиряка.

— Мне не место в авиации, товарищ маршал. — Сибиряк сглотнул. Он чувствовал, что говорит то, чего не следует. Здесь было не принято изъявлять свою волю. Армия — не то место, где можно выбирать, но с Титовым он должен быть честен, потому что вокруг не было никого, кто помог бы ему справиться. — Я всегда боялся летать, даже гражданские самолеты меня пугали. А теперь вот это… Я понимаю дядю, понимаю, почему он принял это решение. Но…

— Генерал Лебедев не принимал никаких решений, Сибиряк, — невозмутимо прервал его Титов. — Он даже не вмешивался. Решение было моим.

— Но почему? — удивился Сибиряк. — Вы хотели, чтобы я был под присмотром дяди?

Маршал ухмыльнулся. Он повертел стакан в руке.

— О чем ты, какой присмотр. Ты же не ребенок. — Титов почесал щеку. — Я внимательно прочитал твое досье. Ты как-то обмолвился, что боишься летать, и я определил тебя в авиацию.

— Зачем? — Сибиряк знал, что ответ маршала будет правильным. Таким, до которого Сибиряк сам ни за что бы не додумался. И в ту же секунду, когда вопрос еще висел в воздухе, он уже понял, что останется в авиации навсегда. Перед его внутренним взором блеснуло крыло истребителя. Блеснуло и погасло, и в темноте кабинета стало так спокойно…

Что может быть лучше, чем принять свою судьбу из рук человека, который знает, что делает.

— Я читал твое личное дело. Василий Павлович, как глава службы разведки, очень щепетилен. Он мастер фактов и точных дат. Но также он записывает все, что услышал и узнал о человеке. Там была пометка — ты боишься летать. Это стало для меня решающим фактором.

— Я должен преодолеть страх? — догадался Сибиряк.

— Именно так. Я возлагаю на тебя большие надежды. Интуиция редко меня подводит. У таких людей, как мы, — при слове «мы» Сибиряк почувствовал прилив гордости, — не должно быть слабостей. Страх, неприязнь, обиды, даже любовь — все это слабости, которые однажды приведут нас к поражению. И сколько бы усилий ты не вложил, чтобы стать сильным, придет день и даже одна слабость сведет на «нет» старания всей твоей жизни.

— И любовь?

— Особенно она, Сибиряк. Это самая большая слабость, которую можно себе представить.

Маршал увидел отблески света на острых гранях своего стакана. Он почти различил лицо Ингрид, разбитое на десяток искр.

А Сибиряк подумал о Леде. Впервые за долгое время его первая мысль была не о Еве. Но что поделаешь? Жизнь катилась дальше, Ева в его памяти все больше уходила в прошлое, и он чувствовал себя виноватым, словно предавал ее.

— Такова жизнь, — вздохнул маршал, и казалось, что он ответил на движение души Сибиряка, хоть немного оправдав его.

— Что мне теперь делать? — Это был вопрос и о Еве, и о Леде, и об истребителе, который стоял в ангаре.

— Бороться со своими слабостями, — Титов дал один ответ сразу на все вопросы.

Сибиряк кивнул.

— Возьми самолет. Не надо никого вызывать и оповещать. Я распоряжусь. Диспетчер поможет тебе подняться в воздух. А дальше сам, как сможешь. Тебе нужно понять, что ты способен сблизиться с небом, срастись с ним. Однажды переборов свой страх, ты будешь делать это снова и снова, а потом и вовсе забудешь, каково это — бояться.

— У меня не будет слабостей? — улыбнулся Сибиряк.

Маршал задумался, заглянул внутрь себя.

— Будут. Но ты научишься с ними справляться.

— Прямо сейчас? Мне вылетать сейчас? Ночью? — испугался Сибиряк. — Кто поведет меня в небе? Без группы…

— Ты сам себя поведешь. Это твоя ночь. Иди. Диспетчер предупредит посты в радиусе тысячи километров, что над ними будет кружить молодой летчик.

«Молодой летчик»… Сибиряк выпрямил спину, плотная ткань формы захрустела на рукавах.

— Спасибо, товарищ маршал, — он отдал честь.

— Не подведи меня, — Титов поднял руку к голове, козырнув Сибиряку. Это было что-то невероятное.

Когда Сибиряк закрыл за собой дверь, маршал вгляделся в свой стакан. Лицо Ингрид еще было там. Слабости никуда не деваются, но такие люди, как маршал, не имеют права говорить об этом другим.

Одиночный полет

Когда Сибиряк зашел в ангар, над ним зажглись всего несколько ламп. Умиротворяющий свет. Здесь рядами стояли самолеты. Светоотражающее покрытие фюзеляжей переливалось жемчугом. Сибиряк открыл свой шкафчик, переоделся в летную форму. Шлем в его руках казался непомерно тяжелым, ладони вспотели. Он нашел свой сектор. Вот и его самолет.

Сибиряк отдышался. Он сомневался, что ночной одиночный полет — хорошая идея, но выбора не было. Он догадывался, что в нем говорит страх. С Туярой ему было спокойно в небе, но вот сесть за штурвал в одиночку…

Сибиряк боялся ответственности. Неловкое движение или неверное решение могли стать катастрофой для его братьев.

Наконец Сибиряк залез в кабину, фонарь закрылся, подоспевший стронгбот потянул самолет из ангара. Ворота открылись, перед ним протянулась подсвеченная фонарями взлетная полоса. В диспетчерской вышке горел единственный огонек.

— Сибиряк? — Он услышал голос диспетчера в наушниках. Удивительно, но тот обратился к нему не по номеру борта, не по званию, а просто по