Неверный муж. Я тебя не прощу! - Айрин Лакс

— Уже предупредил людей. Сейчас уточню. Здесь будьте.

— Не мент? — снова уточняет Лешка.

— Не мент, Леш, толстовку забыл. Обуйся. Вдруг ехать придется?

Я прислушиваюсь к голосу Дашаева. Бубнит вдалеке, ничего не разобрать.

Появляется.

— Поехали. Будем на расстоянии, подождем. Пока все тихо.

Меня радует эта новость и не радует одновременно.

Ведь есть крошечное слово «пока», и я не могу не знать, что в любой момент все может измениться.

* * *

В дороге молчим. Леша разглядывает Дашаева, смотрит на него, иногда слишком пристально, будто вот-вот просверлит в его затылке дыру! Иногда искоса поглядывает через зеркало заднего вида.

Я сижу рядом с сыном на заднем сиденье и не могу не думать о том, как мы целовались с Маратом в этой же машине. В воздухе до сих пор пахнет цветами, которые он мне подарил…

В моем сердце сейчас царствует страх за жизнь сына, но под этой плотной, ледяной коркой плещется желание быть любимой мужчиной, который ведет машину, и счастливой рядом с ним.

Но столько сложностей…

Еще и Леша смотрит задумчиво.

Сейчас решит, что я загуляла и на отца наговариваю…

Как я смогу быть счастливой, если мои дети будут против моих отношений с другим мужчиной?!

* * *

Меня кидает из одной тревожной мысли в другую. Не могу успокоиться! Не могу… Впору грызть ногти и заламывать руки от отчаяния.

Хочется попросить Марата ехать быстрее.

Но потом — звонок.

Ему на телефон.

Дашаев отвечает и, ни слова не говоря, бросает телефон на сиденье.

Машину резко швыряет вперед от быстрого ускорения.

Комок дурноты подкатил к горлу, встал поперек — ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Не могу ничего сказать.

Только чувствую на себе остекленевший от такого же страха взгляд сына и ощущаю его холодные пальцы, которыми он сжал мою руку.

Потом — знакомый двор, но измененный до неузнаваемости. Здесь полно машин.

Карета скорой помощи, двери распахнуты.

Медики суетятся.

Грузят носилки…

Мелькает знакомая огненная макушка. Лицо обескровленное, бледное.

— Дима!

Машина еще останавливается, но я уже распахиваю дверь и выкатываюсь кубарем, сбив колени.

Падаю, поднимаюсь, бегу…

Вся боль, весь страх и отчаяние матери выплескиваются горестным криком:

— Дима! Нет!

Глава 30

Галина

Для меня весь мир сосредоточился только на нем, на младшем сыне. Его бледное, как будто обескровленное лицо застывает перед моим взглядом и еще долго будет мучить меня в кошмарах. Самый большой страх любящего родителя — это мертвые лица их детей.

Потом я вижу, как безвольно свисает с носилок рука сына, и меня накрывает. Я кричу страшно громко, оглохнув от самой себя.

Люди вздрагивают, обернувшись.

Бегу к сыну.

Кто-то перехватывает, удерживая.

— Отпустите! Отпустите! Мне надо к нему! Дима… Димочка… Дима!

— Гала, успокойся. Все под контролем. Все… — настойчиво бубнит над ухом голос Дашаева.

— Нет, ты не понимаешь! Ты… У тебя нет детей! У тебя их нет!

Я чудом вывернулась из его хватки, добегаю до носилок.

— Женщина, не мешайте! Дайте госпитализировать парня.

— Сам ты женщина! — ору. — Я его мать! Что с ним? Дима… Димочка!

— Мать? Тогда в скорой поедете. Приложили парня по голове. Насколько сильно, в больнице выясним!

Первым в карету протискивается Лешка, медбрат сначала удивленно распахивает рот, потом захлопывает его.

— Мы близнецы, — объясняет Леша.

Из подъезда появляются вторые носилки. На них — мой муж. Тоже без движения.

Ах ты, баран, кретин!

Зла на тебя не хватает.

Я все-таки делаю шаг в его направлении, меня трясет.

— Только сдохни, козлина вонючая! Сыновьям же для полного счастья только на твоей могиле слезами облиться не хватает!

Я бессильно трясу кулаками над безвольным телом супруга, а потом…

Вдруг слышу храп.

Что?!

Храп. Он храпит… Даже слюни пустил из приоткрытого рта!

— Да ты дрыхнешь! — изумляюсь я.

— Не просыпается. Кажется, тут хорошее снотворное!

— Тогда пусть его скорее промоют и разбудят, чтобы я сама… своими руками придушила этого говнюка!

— Мам! Мам… Поехали!

— Бегу!

Бросаюсь обратно, к сыну. Дашаев хватает меня за руку, объясняя скороговоркой:

— Илону схватили, ее дружок улизнул. Но она уже запела следователям, скоро и его схватят, клянусь.

— Спасибо, — выдавливаю из себя и…

— Все нормально, потом. Иди к сыну. Сейчас ты нужна ему как никогда, — отпускает меня Дашаев.

Меня размывает слезами. Что за мужчина? Таких не бывает… Может быть, мне все это снится, а?

Я просто уснула и мне снится кошмар о моей семье, затяжной кошмар, со всеми подробностями и сладким пряником в виде самого лучшего в мире мужчины, чтобы было не так страшно вариться в этом кошмаре…

Но я не сплю, точно не сплю.

Больно в бок врезается металлический поручень, когда машина подпрыгивает на ухабистой кочке. Лешка сплющивает мои пальцы, совсем не регулируя силу сжатия.

Мы не спим.

Это происходит…

Уже произошло.

Семьи больше нет.

* * *

Дима приходит в себя в больнице.

У него довольно сильное сотрясение, но он жив…

Сначала его допрашивают полицейские, потом запускают меня с Лешей.

Сердце сжимается до размера игольного ушка. У Димки перебинтована голова и под глазами проявляется темная синева.

— Мам? Леха…

Дима пытается улыбнуться. Я обнимаю его первой и даже целую, в щеки. Не в силах сдержаться, пусть терпит!

Я еще помню, каким пухлощеким кроликом он был, в отличие от Лешки, который всегда плохо ел в детстве.