В тисках тлена - Юрий Борисович Салов

тележкой могли задеть. Или курьером каким.

— Нет, — настаивал Игорь, чувствуя, как нарастает знакомая беспомощность. — Смотрите, они именно у замка. Это следы от отмычки или чего-то подобного. Кто-то специально вскрывал дверь. Возможно, именно тогда и пропали мои фотографии.

В этот момент из соседнего отдела, привлеченный голосами, вышел Вячеслав, корректор. Высокий, немного сутулый, с вечной сигаретой за ухом и выражением лица человека, видевшего всякое. Он подошел, щурясь.

— Что тут у вас? Собрание криминалистов?

— Игорь считает, что к нам воры залезли, — с легкой усмешкой сказал Сергей, помешивая ложечкой кофе. — За фотографиями его охотятся.

Вячеслав наклонился к двери, внимательно, по-профессиональному, осмотрел царапины. Потом выпрямился, и на его лице расплылась широкая, понимающая улыбка.

— А, так это ж я! — он хлопнул себя по лбу, обращаясь больше ко всем, чем к Игорю. — Совсем из головы вылетело. Еще когда ты в командировке был, Игорь, помнишь, Оль? У тебя тут замок захлопнулся в самый неподходящий момент. Ты изнутри не могла открыть, а ключ-дубль был у Анатолия Петровича, а он уже ушел.

Ольга всплеснула руками.

— Точно! Я же тебя тогда звала на помощь, Слава! Я уже думала, ночевать тут мне.

— Ну я и пришел с отверткой, — Вячеслав повернулся к Игорю, его тон был абсолютно добродушным, без капли злобы. — Да я ж его, твой замок, минут пятнадцать ковырял, пока язычок не отщелкнул. Древний он у нас, заедает часто. Вот и наляпал царапин. Извини, брат, не специально. Не подумал, что ты по свежим следам работу сыска развернешь.

В кабинете повисла тишина, а затем ее разорвал громкий, раскатистый смех Сергея. К нему присоединилась сдержанная улыбка Ольги. Даже Лена смущенно хихикнула. Все было так просто, так логично и так по-бытовому нелепо.

Игорь замер. Все его подозрения, весь этот страх, что сжимал горло, в одно мгновение растаяли, превратившись в жалкий, комичный курьез. Он стоял с глупым выражением лица, чувствуя, как жар стыда заливает шею и щеки. Он снова оказался тем самым «Сорокиным», который видит тайные знаки в обычной житейской неурядице.

— Да… я… не подумал, — выдавил он, отводя взгляд.

— Ничего, ничего, — добродушно хлопнул его по плечу Вячеслав. — Бдительность — это хорошо. Но расслабься, Шерлок, у нас тут не Глухово, воры за твоими засвеченными пейзажами не охотятся.

Смех постепенно стих, все вернулись к своим мониторам. Инцидент был исчерпан. Для них.

Игорь медленно опустился на свое место. Он смотрел на царапины на двери, которые теперь казались просто царапинами, а не зловещими метками. Рациональное объяснение было железобетонным. Но внутри, глубоко под слоем стыда и неловкости, шевельнулась крошечная, упрямая червоточина. Слишком уж вовремя это появилось. Слишком уж идеально все сошлось. Он потрогал холодную металлическую монету под рубашкой. Он был заложником двух реальностей, и в одной из них его всегда выставляли дураком.

* * *

Первые звонки, начавшиеся в середине месяца, он списал на сбой сети. Городской телефон в его пустой квартире стал звонить поздно вечером. Игорь поднимал трубку — тишина. Не мертвая, а какая-то… густая. Наполненная. Потом — легкий треск, как плохой контакт. И сброс.

— Ну и ладно, — буркнул он, кладя трубку. Автоинформатор, глюк АТС. Банальность.

На следующий день позвонил мобильный. Незнакомый номер, с кодом соседнего региона. Игорь ответил, ожидая предложения о кредите.

— Алло?

В ответ — шипение. Не резкое, не громкое. Низкое, ровное, монотонное. Как белый шум из старого телевизора, настроенного на пустой канал. Но с каким-то… влажным оттенком. Как будто шипит не эфир, а вода, стекающая по камням где-то в глубокой темноте.

— Алло? Кто это? — спросил Игорь, чувствуя, как ему стало неуютно. Не страх еще. Раздражение.

Шипение продолжалось секунд десять. Потом — щелчок. Разъединение.

— Идиоты, — проворчал Игорь, сунув телефон в карман. Телемаркетинг. Роботы. Достижения техники.

Но тревожный осадок остался. Этот звук… он был слишком физическим. Слишком похожим на звуки в полуразрушенной церкви в Глухово. Или на шелест влажной травы под окном дома Смирновых.

Звонки участились. Все с незнакомых номеров. Все в разное время: глубокой ночью, в разгар рабочего дня, ранним утром. Иногда — гудки и сброс. Чаще — тот самый шум. Шипение. Треск. Иногда — на секунду — глухой, приглушенный стук. Один раз. Два. Как камень, упавший в грязь. Игорь перестал поднимать трубку на незнакомые номера. Но само гудение телефона, его вибрация в кармане стали действовать на нервы. Каждый раз — холодный укол под кожей, резкий взгляд на экран, ожидание того самого шипения.

В редакции, во время планерки, у него снова завибрировал телефон. Не глядя, он отклонил вызов. Анатолий Петрович бросил неодобрительный взгляд.

— Проблемы, Сорокин? — спросил он сухо. — Опять связи нет в глубинке?

Коллежи тихо захихикали. Сергей подмигнул. Игорь заставил себя улыбнуться.

— Спам, Анатолий Петрович. Сплошной спам.

Но внутри все сжалось. Он вышел в коридор, к окну. Осенний туман за стеклом был густым, молочным. Он достал телефон. Пропущенный вызов. Номер, которого не было в памяти. Он набрал *#21# — проверка переадресации. Ничего. Просто звонок. Просто шум.

Он прижал ладонь к груди, к месту, где под тканью рубашки находился подарок Татьяны. Непроизвольно он вспомнил ее последние слова: «Унеси это знание с собой. В твой мир». Знание, не исключено, было ядовитым семенем. Оно прорастало. Не видениями, не тенями. Звуком. Белым шумом из ниоткуда. Шипением пустоты, в которой, он знал, могло скрываться что угодно. Страх был не острым, не парализующим. Он был тягучим. Как этот туман за окном. Как шипение в трубке. Он заползал под кожу медленно, неотвратимо, с каждым новым звонком, с каждым вибросигналом незнакомого номера.

Вечером он сидел дома, пытаясь сосредоточиться на статье о новом сквере в пригороде. Компьютер гудел. За окном шумел город. Обычные звуки. Но он ловил себя на том, что прислушивается. К тишине в квартире. К гулу в трубах. Ждет. Ждет, когда снова зазвонит телефон. Или городской. Или мобильный. Неважно. И в трубке снова будет это ровное, влажное шипение. Звук глуховской тишины. Звук пустоты, которая помнит. Которая знает его номер. Которая нашла его и здесь, в шумном городе, за сотни верст от серых изб и черного леса. Страх был не в крике. Он был в этом бесконечном, белом шуме, льющемся из трубки, — предвестнике чего-то невыразимо чужого и древнего, что уже стучалось в его жизнь тихими, настойчивыми