Удача Том 2 - Алевтина Александровна Онучка

её уткам по поилкам. В другой стороне двора кузнец Мишка хлопотал вокруг брички, а посреди двора стояла его мама с тряпкой в руках и что-то им говорила.

— Бедолаги, — увидев происходящее, протянул отец. — Сами на мать нарвались, пусть теперь сами и разбираются с ней. Нам так даже лучше, — подмигнул сыну отец. — Нас меньше пилить будет.

Вскоре все собрались за столом в тени разросшегося виноградника. Заботливая женщина даже для духов место за столом организовала.

— Как пообедаете, не забудьте после себя со стола убрать, — приказала матушка и ушла по своим делам.

— Как ты живёшь с такой бабой? — тут же спросил воевода. — Это же демон в юбке какой-то, а не женщина. Слова поперёк сказать нельзя, сразу за свою просоленную тряпку хватается.

— А ты не перечь, — усмехнулся отец. — Кто тебя воевода вообще учил бабам перечить. С ними нужно быть ласковыми и тогда они тем же тебе ответят.

— Ага. Ври да не завирайся. Вон Мишка пытался быть ласковым с твоей женой, так быстрее моего просоленной тряпкой промеж глаз получил, — усмехнулся воевода, тыча в призрака, под глазом которого виднелись следы удара.

— А нечего ласкаться к чужим жёнам, а то ведь не только от них можно промеж глаз схлопотать, — показывая кулак кузнецу, заявил Генкин батя. — От мужей ещё больше выхватить можно. При вашей жизни может, подобное было нормой, а сейчас нет. Потому держитесь от моей жены подальше. Она у меня дама не из слабых. И детей, и наших родителей на себе вытянула, пока я служил. Потому и характер у неё вспыльчивый.

— Ладно, — вздохнул воевода. — Понял я. По сути, все свои лучшие годы солдаткой прожила. Уважаю таких баб.

— Может, хватит маму обсуждать. Мне прям неловко вас слушать, перед друзьями стыдно, — попросил Генка.

— Чего тут стыдиться?! — возмутился отец. — Да если б твоя мама не была такой боевой, я бы в молодости на неё и не глянул. Казачке не престало быть слабой и плаксивой иначе, каких казачат она родит? Тоже хилых нытиков? Ты вон даже без нашего согласия женился и до сих пор с женой не познакомил. Наверно, девка ещё та гром баба, что смогла такого сорванца захомутать.

— Хватит батя!

— Ладно. Ладно, — усмехнулся отец и перевёл разговор в другое русло. — Максим Данилович показал нам как запись на эфиксе просматривать. Мы несколько раз ваши ночные приключения пересматривали и голову ломали над тем, чем всё это может быть. У вас есть мысли по этому поводу?

— Есть, — ответил воевода. — Могу поклясться, что тут где-то есть древняя печать, созданная ещё во времена Тартарии незадолго до моей кончины. Тогда на наших землях было много сильной нечисти и ещё более сильных и грозных духов. Владыка наших земель побоялся, что иномирцы, готовившиеся на нас напасть споются со всей этой нечестью и отдал приказ уничтожить всех сильных. Но вот беда, почти все они были бессмертными, потому убить их не было возможности. Оставалось лишь запечатывать. Потому сотни воинских отрядов обучили и отправили во все края страны, запечатывать сильную нечисть и сильнейших духов. Воины выполнили поставленную перед ними задачу. Сильной нечисти не осталось, как не осталось и древнейших духов, которые могли постоять за нашу землю. И как итог — глобальная катастрофа, разрушившая Тартарию.

Скорее всего, здесь где-то тоже подобная печать имеется. По крайней мере, я почувствовал её присутствие. Одна беда. Слишком много времени с её создания прошло. Сила печати начала слабеть, а тут ещё планета начала возвращаться на круги своя, эфирные силы стали вновь пробуждаться, потому тот, кто был запечатан нашел брешь и начал действовать, — воевода взглянул на Мирона. — Мирошка, ты чувствительнее всех в планет рун. Ощутил что-то?

— Как узнали? — удивился Мирон.

— Да по роже твоей узнал, — усмехнувшись ответил воевода. — Ты ночью как околдованный стоял и пялился на небесную сетку, ничего не замечая вокруг. И стоял бы так до утра, если бы Макс тебя не пнул. Так что почувствовал? Есть тут печать или что-то подобное или нету?

— Есть. Точно есть. И эта печать просто огромная, — принялся рассказывать Мирон, дополняя свой рассказ взмахами рук. — Почти всё небо своим отражением окрасила в той стороне, куда центральная нитка сети небесной уходила. Правда, печать по силе не однородная. Даже по её небесному отражению было понятно, что она вот-вот сломается. И тот, кто сеть по небу разбросил, знает это и делает всё, чтобы быстрее её сломать.

— Значит точно, печать и нечисть сильная за ней, — сделал вывод кузнец.

— Что такое, Мишка. Есть мысли по этому поводу? — усмехаясь, поддел призрака воевода.

— Есть, — не обращая внимания на насмешку, ответил Михаил. — Эта печать сломается и тогда запечатанная под ней нечисть вырвется на свободу. И тогда в станице ни одной живой души не останется. Потому, нужно принимать меры уже сейчас.

— Да какие тут меры можно принять, кроме как собирать манатки и бежать? — спросил воевода, — довольствуясь настороженностью людей, собравшихся за столом.

— Не нужно никуда бежать с земли, на которой предки похоронены, — возразил ему кузнец. — Просто нужно чурками станицу окружить. Тогда в станице будет безопасно. Духи предков встанут на стражу своих потомков и ни одна дрянь не сможет пересечь границу между миром живых и другими мирами.

— Чурки? — удивился Генкин отец. — Да у нас уже давно никто чурки не бьёт. Ну разве что зимой, для растопки печей.

— Да я не об этих чурках говорю, а о столбах высотой с человека, — отмахнулся кузнец, — В наше время не только обрубки от поленьев чурками называли, но и высокие столбы с вырезанными на них человеческими ликами. Такие столбы устанавливали на границах городов и деревень, проводили ритуал умасливания, после чего в эти столбы вселялись духи предков, становясь чурами — хранителями границ между мирами. Такое шло на пользу и мёртвым и живым. Живые получали надёжных и верных хранителей и защитников, а мёртвые получали право искупления.

— Какое ещё искупление? — заинтересовался Максим.

— Тут все взрослые люди. Каждый понимает, что человек не всегда при жизни одно добро творит. Среди нас много грешных душ, которые не могут упокоиться после смерти из-за тяжести своей вины. Ходят потом такие не упокоенные души, постепенно превращаясь в злых духов, и не могут уйти в мир иной, не могут переродиться. Вон, воевода тому пример наглядный.

— Чья бы корова мычала. Сам-то тоже не можешь уйти и переродиться, — хмыкнул воевода.

— Я сакральная жертва в отличие от тебя. А ты грешник, которого казнили и не упокоили в назидание другим, — возразил кузнец. — Но