Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1979 год

— Отлично. Встретимся в час.

Пенн осмотрел четырнадцатую площадку и вернулся к машине, оставленной на улице. Сердитый гудок автомобиля заставил его резко повернуться. За рулем сидела Бев. Пенн побежал к ней, радостно улыбаясь.

— Привет, дорогая, — сказал он, распахивая дверцу. — Вот так сюрприз.

Она улыбнулась в ответ, но несколько напряженно.

— Действительно, милый, сюрприз, но не уверена, что приятный.

— Что случилось?

— Я сама хотела бы знать. — Она избегала его взгляда и, опустив голову, нервно чертила пальцем закорючки на приборной доске. — Видишь ли, Джим, мы всегда доверяли друг другу. Я верила тебе, ты — мне. Даже и сейчас я не могу представить, что у тебя роман.

— Бев, что ты говоришь? — воскликнул он.

— А как же это называется? Ты назначаешь своей приятельнице встречу в этих кустах...

— Какой приятельнице? Что ты несешь? — побледнел Пенн.

Он обхватил ее застывшие плечи и хорошенько встряхнул, заставив поднять лицо.

— Послушай, я не знаю, в чем ты меня подозреваешь, но клянусь, что приехал сюда для того, чтобы осмотреть поле и...

— Конечно, — согласилась Бев. — И эта женщина осматривала поле вместе с тобой.

— Какая женщина? — недоуменно переспросил Пенн.

— Платиновая блондинка, мой милый, — отчеканила Бев. — В меховом пальто. Она вышла из кустов за секунду до тебя. Не трудись искать ее. Она уехала в такси. И не тряси меня за плечи, пожалуйста.

Он резко спросил:

— Ты что, мне не веришь?

— А ты надеялся на это?

— По крайней мере, так было раньше. Ты ведь моя жена.

Она увидела его глаза, и отчуждение ее начало таять.

— Я люблю тебя, Джим. И не понимаю, почему так все отчаянно перепуталось за последние дни. Эти письма и все остальное...

— Ну успокойся. — Он поцеловал ее. — Я все понимаю.

— Понимаешь? — Бев подняла глаза. — Мне так стыдно за себя. Ты знаешь, почему я здесь? Я следила за тобой, вот что! Сначала я решила заехать на завод, хотела сделать тебе приятное: мы могли бы вместе пообедать. Подъехав, увидела, что ты садишься в машину, и решила шпионить за тобой. Ну разве это не низко?

— Думаю, что мы оба просто не можем вести себя нормально при таких обстоятельствах, — размышлял Пенн, пристально глядя на поле. Бев, конечно, не запомнила номер такси. Пенн подумал вслух: — Кому это, интересно, понадобилось следить за мной? Жаль, что я не видел ту женщину. Ночью, в «Штопоре», никакой блондинки не было. А может быть, ее-то и имел в виду мой приятель, когда писал, что я привел за собой хвост.

— Джим, мы должны что-то сделать. Я... боюсь.

— Не бойся Может быть, эта передряга необходима, чтобы оценить нашу жизнь. Днем, на работе, только этим и занимался, вроде как завещание писал, и понял, что ты единственная, кем я дорожу. И еще я понял, что мне этого мало, и подумал о ребенке. Бев, как ты думаешь, не пора ли нам обзавестись малышом?

— Думаю, пора. Я очень хочу.

— Договорились. — Они смотрели друг на друга и бессмысленно улыбались, как будто с них спала давящая тяжесть. — А теперь, — шутливо продолжал Пенн, — теперь, когда мы условились насчет будущего, не назначить ли мне тебе свидание? Поужинаем в клубе, потанцуем... ну а там посмотрим...

На прощание они нежно поцеловались.

— Жду тебя в клубе в шесть. Узнаешь меня по бесшабашному виду.

Турджен лежал на кровати, когда Айлин Менке отперла дверь номера и тихо вошла. Он не встал, только сразу же спросил:

— Он пришел?

— Пришел. Я задержалась в городе. До смерти хотелось глотнуть чего-нибудь покрепче.

Айлин подошла к столу и положила на него сумочку. На коротышку, лежащего на кровати в пальто, она даже не взглянула.

— Ну, — резко спросил ее Турджен, — он или не он?

Айлин повернулась.

— Он. Не могу понять, но меня всю затрясло, как только я увидела его. И трясет до сих пор.

— Ты уверена, что ничего не спутала, не ошиблась?

— Уверена. Правда, он покрасил волосы, и нос как будто стал короче. Но это был Райхо, я уверена. Конечно, он.

В то же мгновение Турджен одним прыжком соскочил с кровати и встал, потирая руки.

— Вот и все, что я хотел узнать от тебя, — почти промурлыкал он. — Стемнеет не раньше шести. — Размышляя, Турджен мерил комнату шагами. — Четырех часов хватит, чтобы подготовиться, и тогда... — Указательный палец правой руки его многозначительно согнулся.

Турджен взял с кровати шляпу и обернулся к Айлин.

— Собирайся. Твой самолет отходит в двенадцать ночи. Верни бинокль. Не люблю оставлять за собой следы.

Окончание следует

Перевела с английского Н. Тимофеева

Все краски севера Суоми

Небо голубое, озера лазурные, берега золотые. Такова Лапландия летом. Немудрено, что каждый, кто побывал в этом заполярном краю, рассказ свой о нем начинает с красок, красота девственной еще земли у Полярного круга и впрямь овладевает сердцем и душой, более тридцати лет назад пришел сюда Мауно Силтанен. Пришел, увидел — и осел навсегда.

Дом у дороги

Современное, проложенное с учетом массового автотуризма шоссе длиною более полутора тысяч километров соединяет обжитые и возделанные районы Финляндии с крайним севером страны. Конечно, в новинку увидеть стадо низкорослых лапландских оленей рядом со скоростным стадом машин на автостраде, или встретить чем-то похожие на вигвам сооружения, увенчанные сувенирной мишурой, — при виде возможного покупателя продавец медленно бредет из ближайшей домушки. Но все это приедается в первые же часы пути. И вдруг — именно вдруг — это однообразие взрывается: из-за невысокого холма у дороги вырастает дом — такой дом, что не остановится и не постучится в него лишь крайне озабоченный или весьма от природы угрюмый человек.

В доме этом живет лапландский художник Мауно Ниило Хенрик Силтанен, или просто Ману.

Когда-то Силтанен занимался исключительно гравюрой, добывал себе на жизнь тем, что изготавливал клише для обоев. А после войны приехал в Лапландию секретарем по просветительской работе. Вот тогда-то, разъезжая по городам и хуторам страны саамов, присмотрел он близ хутора Хаукиваара, у самой дороги, заброшенный дом. Не один год тяжкого труда затратил художник, чтобы новая мастерская его стала не жильем только, но произведением искусства.

И двор и крыша дома украшены скульптурами. Необычность произведений не только в яркой раскраске, а и в самом материале: старая лодка, веретено, замысловатый сук северной березы, солдатская каска, оленьи рога — этот странный набор предметов, преображенный фантазией художника, гармонично сливается в цельную, богатую смыслом композицию. Ярый противник войны, страстный защитник природы, Мауно Силтанен воплотил свои идеи в каждой детали созданного им архитектурно-скульптурного ансамбля.

Почти на каждом дереве — яркие кормушки для птиц. Вот один из птичьих домиков — здесь живет мухоловка-пеструшка. На крыше установлена деревянная ракета, нацеленная в облака, а на стенке вырезано изречение: «Боже, сохрани нас от бомб».

Когда-то давно Силтанен устновил во дворе часового с двумя ружьями за спиной. Это был деревянный старик со всамделишной каской на голове. Позже Мауно перенес его поближе к лесу. Художник убрал ружья, стесал правое плечо, и на этом месте укрепил бутыль с красноватой жидкостью: трубка выходит из горлышка и прячется в нутре солдата.

«Переливание крови?» — думаю я.

— У природы и человека, — говорит Мауно, — одна кровь. Одним воздухом дышат и человек, и птица, и лес. Но только от людей, от тех, если хотите, кто сказал «нет» войне, природа получит новые жизненные силы. В иных случаях гибель: человеку, биосфере, Земле...

Еще одно произведение. У входа возвышается сооружение, названное автором лаконично — «Культура». Силтаненские яркие краски органично сплетаются с блеском натуральной стали и отполированного ладонями дерева: плуг, старая пятнистая палитра, рюкзак, лопата, изящные параграфы скрипки...

— Культура, — говорит Мауно, — очень конкретна. Человек возделывает землю, чтобы жить на ней было хорошо не только ему одному. Именно в этом Человек с прописной буквы.

Человек всегда испытывает наслаждение от искусства: хорошо сыгранного спектакля, картины, музыки. Но благо ли это, если нет у него жилья, работы, еды? У нас безработица больно бьет по слаборазвитым районам страны — по Лапландии, например. Опять, как в далекие трудные годы, люди заколачивают дома и снимаются с отчих мест, чтобы пополнить огромную армию неимущих — тех, кто не имеет ни работы, ни крова. И в то же самое время мертвым капиталом лежат несметные богатства лаппской земли. Земля жаждет, чтобы человек вложил в нее свой труд, умение, ум, опыт. А люди эту землю бросают...