Обет - Виктор Гросов

на джонке текли размеренно, словно песок сквозь пальцы. С каждым закатом мы удалялись от Хайгана, но приближались ли к цели — было непонятно.

Ян, словно зеркало, отражала мою отчуждённость. Её улыбка погасла, в глазах поселилась грусть. Она старалась не показывать вида, но я-то видел, что моё поведение причиняет ей боль. И от этого было ещё тяжелее.

Тинг же, напротив, словно расцветала. Её уроки становились всё изощрённее, а насмешки — язвительнее. Она словно наслаждалась моими мучениями, видя в этом подтверждение своей правоты.

— Слабость порождает боль, воин, — наставляла она меня, заставляя в сотый раз повторять сложное упражнение. — Отрекись от нее, и станешь непобедимым.

Но какой смысл в этой непобедимости, если в душе пустота? Вопрос застревал в горле, не в силах прорваться сквозь обет молчания.

Единственной отдушиной для меня стали иллюзии. Я совершенствовал своё мастерство, вкладывая в чёрно-белые образы всю свою тоску, всю нежность, все слова, что не мог произнести вслух.

Иногда, ночью, когда весь экипаж погружался в сон, я выбирался на палубу и рисовал в воздухе иллюзии про Ян.

Вот она смеётся, стоя на берегу моря, а её волосы треплет ветер. А вот она читает книгу в уютном кресле у камина, а рядом спит чёрная кошка, подозрительно похожая на Тинг. А вот она обнимает меня, и её глаза светятся счастьем.

Эти горько-сладкие моменты были моим секретом, моей тайной повинностью. Я знал, что Тинг не одобрила бы их, но ничего не мог с собой поделать.

Однажды, окончив свою ночную работу, я опустился на скамью, устало прикрыв глаза. Вдруг рядом раздался тихий вдох.

Я резко открыл глаза и увидел Ян. Она стояла, прислонившись к борту, и её лицо было залито лунным светом.

— Это… ты делаешь? — спросила она, указывая на медленно тающую в воздухе иллюзию.

Я кивнул, не зная, что ещё сказать. Говорить я не имел права, а врать ей — не хотел.

Ян подошла ближе, и теперь я видел в её глазах не только удивление, но и укор.

— Почему, Макс? — прошептала она, и её голос дрогнул. — Зачем ты мучаешь себя… и меня?

Я отвернулся, не в силах выдержать её взгляда. Слова застряли где-то в горле, сдавленные невидимой рукой Тинг. Вместо ответа я попытался быстрее развеять иллюзию.

— Не надо, — прошептала она, хватая меня за руку. — Не уничтожай…

Тепло её прикосновения обожгло меня сквозь ткань рубашки.

— Ты думаешь, что молчание — это выход? Что, спрятавшись за ним, ты сможешь защитить меня? Себя?

Она покачала головой, и её волосы рассыпались по плечам, словно чёрные шелковые нити.

— Ты ошибаешься, Макс. Молчание — худший из врагов. Оно разъедает изнутри, отравляет душу…

Я поднял голову и посмотрел на неё. В глазах Ян стояли слёзы.

В этот момент я готов был поклясться, что отдам всё на свете, лишь бы стереть с её лица эту боль. Но я молчал. Молчал, потому что знал: Тинг права.

Между нами пропасть. Пропасть из долга, магии, предназначений и тайн этого мира.

Иллюзия начала таять, растворяясь в ночном воздухе, словно сама судьба пыталась разлучить нас.

Ян резко отвернулась, пытаясь скрыть непрошенные слёзы.

— Прости, — прошептала она, голос её сорвался.

Она убежала прочь, оставляя меня наедине с призрачным холодом, который поселился в моем сердце.

В тот момент я принял решение.

На следующее утро я разыскал Тинг. Кошка грелась на палубе, подставив чёрную шерстку первым лучам солнца. Она выглядела довольной жизнью, и от этого моя решимость только окрепла. Я склонился перед ней в лёгком поклоне — жесте, которому успел научиться у Ян.

Тинг лениво приоткрыла один глаз.

— Смотрю, наш воин обрёл не только дар Ци, но и придворные манеры, — промурлыкала она, не меняя позы. — Что привело тебя ко мне в столь ранний час? Неужели принцесса…

«Прошу, продолжай мои тренировки» — изобразил я в воздухе символы, обозначающие просьбу. «Мне нужно стать сильнее» — я изобразил человечка, показывающего мускулы.

Ради Ян… ради Арантеи.

— Не знала, что ты уже умеешь такое, — промурлыкала кошка разглядывая иллюзии.

Тинг некоторое время смотрела на меня, словно видела насквозь. Потом, к моему удивлению, кивнула.

— Хорошо, воин, — промурлыкала она, и в её голосе я не услышал привычной насмешки. — Вижу, ты начинаешь понимать.

Она грациозно поднялась на лапы, и её взгляд стал жёстким, сосредоточенным.

— Но знай: путь к силе долог и тернист. И тебе предстоит пройти его до конца. Ради неё… и ради себя.

И прежде чем я успел что-либо ответить, Тинг начала новую тренировку. Сложную, изнурительную, безжалостную.

Но я терпел. Терпел, потому что знал: на кону не только судьба Арантеи, но и моё собственное сердце.

Дни на джонке превратились в сплошной поток изнурительных тренировок, медитаций и безмолвного созерцания. Я чувствовал себя кузнецом, кующим собственное тело и дух в горниле боли и усталости. Каждое утро начиналось с восходом солнца, с ледяной морской воды, обжигающей кожу, словно кислота. Тинг не щадила меня.

— Слабость — непозволительная роскошь для того, кто претендует на звание героя, — приговаривала она, заставляя меня в сотый раз повторять сложное упражнение на управление Ци.

Дни сменялись ночами, такими же чёрными и бездонными, как мои мысли. Иногда, лёжа на палубе под безмолвным мерцанием звёзд, я чувствовал на себе пристальный взгляд Ян. Он обжигал, словно прикосновение, но я не позволял себе обернуться. Не имел права.

Моим единственным собеседником, моим советчиком и другом в эти дни стал Цилинь. Всякий раз, погружаясь в медитацию, я встречался с ним в тишине моего медного ядра.

В медитации я общался с Цилинем. Иногда он вел себя как ребенок, но порой его прорывало на философию. Его чешуя переливалась всеми оттенками звёздного неба, а глаза, глубокие и мудрые, словно видели насквозь все мои тайны.

— Ты силён, Макс, — говорил он мне своим беззвучным голосом, который я слышал лишь в глубине своей души. — Сильнее, чем сам думаешь. Но сила без контроля — словно меч в руках безумца.

И я учился. Учился обуздывать свою Ци, направлять её по венам, словно послушный ручей, превращать в щит, в клинок, в крылья. Я познавал тайны этого мира, впитывал его магию каждой клеточкой своего существа.

Однажды во время медитации случилось нечто странное. Я как обычно погрузился в глубины своего сознания, в тёплую медь ядра, где меня