Барон Дубов 4 - Михаил Капелькин

эти моменты того стоило. Наверняка парень ещё с вечера репетировал, как расскажет девушкам, кто он такой, а тут пришёл я и всё испортил. Не скажу, что мне это не понравилось.

— То есть, мы должны тебя теперь называть… — Агнес задумалась, подняв глаза к потолку. — В-ваше Императорское… нет, я даже выговорить не могу! Я решительно этому… не верю.

Гоблинша обвела глазами богатое убранство столовой и завтрак, который стоил, наверно, больше, чем зарабатывал её брат-механик за год.

— А я начала думать, что ты просто богатенький извращенец, который любит подглядывать, — ахнула Лакросса. — О Боже, что я говорю… Меня же за это могут казнить!

— Подождите, друзья! — поднял вверх руки Сев… Годунов. — Позвольте я сперва расскажу вам всё с самого начала.

— А ты давно знал, Коля? — посмотрела на меня оркесса. — И молчал?

— Узнал перед поездкой, — ухмыльнулся в ответ. — Если бы сказал, вы бы отказались ехать и своей печальной историей Павел бы мне все уши прожужжал.

— Ничего она не печальная! — взбеленился тот.

— Разве?

— Я… Ладно. Давайте сначала её расскажу.

Царевич собрался с духом, взъерошил ладонью волосы и сел на один из стульев за столом. Сложил руки в замок и облокотился ими о стол. Затем начал свой рассказ.

— В отличие от моих братьев, я родился слабым и хилым ребёнком. Повитуха, принимавшая роды, сразу сказала отцу, что я буду слабым и болезненным, а мой Инсект может себя вообще не проявить. Так оно и оказалось. Я постоянно болел и больше времени проводил среди книг, чем на улице. А для семьи сильнейшего человека в стране это всё равно, что пуля в голову. Поэтому, когда в возрасте пяти лет проявился мой… даже нельзя сказать «дар»… В общем, меня решили… забыть. Нет, от меня не отказались родители, мать по-прежнему любила меня, а трое старших братьев постоянно шпыняли, но моё существование сделали секретом. О том, что я царевич, знает только местная прислуга. И это держится в строжайшем секрете под угрозой истребления рода того, кто проговорится. В худшем случае. В лучшем — просто отрежут язык.

— Это что получается? — Агнес стала бледно-зелёной. — Если я где-нибудь проболтаюсь, то мне язык отрежут? А как мне тогда Дубова потом ублажать?

Я аж хрюкнул, подавившись кофе, от такой причины бояться потерять язык. А Вероника, слегка краснея, произнесла:

— Ой, тогда мне тоже нельзя терять язык!

И я полностью согласен с этим!

— Язык очень важен, когда играешь на кожаной флейте… — задумчиво произнесла Лакросса.

— Никто вам языки не отрежет! — вскричал Павел. А я захохотал. — И я попрошу вас вести себя со мной так же, как прежде. Я всё тот же Павел Северов.

— Ну спасибо, Дубов, — поджала губы Лакросса, — удружил.

— Я вас ехать не заставлял, — ответил с самодовольной улыбкой. Они сами напрашивались! — К тому же, когда вы ещё в Питере побываете? Да ещё и в гостях у Императора. Отрезанный язык — не такая уж большая цена за это.

Подумав, девушки согласно закивали.

— Значит, Паша, — я повернулся к царевичу, — номинально ты у нас наследник?

— Не совсем, — кивнул он. — Я четвёртый в очереди на трон.

— Но тебя всё равно кто-то попытался убить. Или похитить. Я о нападении на академию.

— Да, но кто — пока неизвестно, — пожал плечами Павел. — Расследование ведут лучшие сыщики Тайной Канцелярии. Те ассасины действовали при помощи и по указке какого-то очень высокопоставленного лица, — Павел вздохнул. — Значит, где-то в верхах есть предатель. Все знают, как Император дорожит своими детьми. Многие хотят заполучить такой рычаг влияния на первое лицо государства. Уверен, предателя уже ищут.

Я смотрел на Годунова, пока он говорил. Дальше он ещё немного рассказал о своём детстве, об отце, который не понимал, почему его сын такой, какой есть, о травле братьев, о нежелании жить дворцовой жизнью. С последним его можно понять. Все эти заговоры аристократов, интриги, сплетни, слухи, борьба за власть у кого хочешь изжогу вызовут. Семья отвергала его, а он отвергал её. По крайней мере, в своём сердце.

Это было видно по тому, как он вечно взъерошивает волосы, оттягивает ворот блузки из нежнейшего шёлка, поправляет мундир и переминается с ноги на ногу. Ему явно претила роль сына Императора. Похоже, он бы предпочёл форму пятигорского курьера.

— Так зачем я нужен твоему отцу? — спросил я, когда Павел закончил рассказ.

— Наверно, вручит награду, как я и говорил.

— Чушь собачья, — мотнул я головой, затем налил себе ещё кофе. Он был уже остывшим и невкусным.

— П-почему это чушь? — опешил Годунов.

— Чтобы Император захотел наградить мелкого полукровку-барона, который спас его не самого любимого сына? Нет уж, я в это не верю. Зачем на самом деле я здесь?

Павел тяжело вздохнул:

— Тебе понадобится хороший костюм, Дубов.

— Зачем?

— Тебе назначена аудиенция послезавтра, в понедельник. А в пятницу во дворце будет большой бал, на который ты приглашён. Там соберутся все сливки столичной аристократии.

— Ага, невероятно прокисшие, — скривился я.

— Бал? Стрелу мне в колено, я должна на него попасть! — воскликнула Лакросса. — Прошлый раз нам всё испортили, а в этот я захватила с собой кучу платьев!

Девушка вскочила под завистливые взгляды подруг и умчалась в свою комнату.

— Господин, возьмите нас на бал! — взмолилась Вероника, молитвенно сложив ладошки перед грудью.

— А мне обязательно на него идти? — спросил я у царевича.

Мне совсем не хотелось тащиться в общество высокомерных слюнтяев и нытиков. А какими ещё могут быть столичные аристократы? В моём понимании — только такими.

— Если не хочешь нанести оскорбление Императору, — пожал плечами Павел.

Вот чёрт. Как будто мне без этого проблем не хватает. Вон, Инсект проявляться не хочет, надо с ним как-то разобраться, а не вот это вот всё… Да и выбирать между девушками, кто пойдёт со мной на бал, совсем не хотелось. Хотя, если честно, я уже знал, кого приглашу, так как давно обещал ей второй свидание. И из её комнаты сейчас раздался душераздирающий крик:

— Не-е-е-е-ет!!! Нет-нет-нет, этого не может быть! — Лакросса выбежала в одном нижнем белье и вся в слезах. В