Тайна летающей женщины или Исповедь старейшины Чая - Лин Бао

Ши вернулся в свои покои. Комната была убрана, Бао перенесли в ее комнаты. Ши долго сидел перед зеркалом, всматриваясь в свое будущее. Восьмирукая воинственная Небесная Богиня и воины, которые были в два раза меньше ее размерами, по обе стороны от нее, расположенные в нише в другом конце зала, отражались в зеркале и при изменении освещения казались живыми, пришедшими из неизвестного будущего.

В верхней правой руке Небесная Богиня держала меч, в средней – стрелу, в нижней – копье, в левой верхней она держала щит, в средней левой – лук, а в нижней левой – колчан для стрел. Еще одна правая рука, кисть которой с сомкнутыми большим и указательным пальцами была обращена ладонью вверх, располагалась на уровне Дань-Тяня, а кисть левой руки, с сомкнутыми большим и указательным пальцами, была направлена вертикально вверх, причем большой палец был прижат точно к сердцу. На вершине огненно-красного нимба Небесной Богини находился лотос с голубыми лепестками, из которого как бы вырастала трехъярусная пагода. Голубые и алые ленты, украшающие Небесную Богиню, при колебаниях света свечей, казалось, извивались, а сама она казалась летящей, размахивающей шестью руками и побеждающей в спокойствии и медитации, о чем говорили ее руки около Дань-Тяня и сердца. Спокойствие и уверенность Небесной Богини передались Ши, как священное послание, сделанное некогда посвященным монахом-скульптором.

Ши встал, поклонился зеркалу и пошел спать, еще ничего не зная о своем пути, кроме того только, что с ним на его Пути Воина будут Спокойствие и Уверенность.

Для меня эта ночь, наоборот, оказалась беспокойной. Во-первых, сначала была великая радость. Свет стал пульсировать – это был знак, что малыш обрел свое сердце. У ребенка нет еще ни лица, ни ног, ни рук, но уже бьется сердце. Моей радости не было предела. Бао спала, на ее прекрасном лице играла улыбка-воспоминание о вечерней встрече с Ши, когда она вернулась, сияя от радости, в разноцветных каплях фруктовых соков – вся сладкая, радужная и счастливая.

Но дальше произошло непонятное. Интенсивность света стала уменьшаться. Я понимала, что происходит что-то не то. Решение нужно было принимать незамедлительно. Внезапно меня осенила догадка. Ведь если у Бао нет нефритовых гроздьев, значит, нет и их эссенции в ее крови, а значит, пока зародыш сам не начнет вырабатывать эту эссенцию, что должно произойти только через два месяца, Бао должна получать ее от кого-то. Этой эссенции много в «Порошке Золотой Курицы», но где мне его сейчас взять?

Время шло, а свечение убывало. Впервые я задумалась, как хрупка может быть жизнь. Но только не сейчас, но только не эта жизнь! Единственное, что я могла сделать, это отдать ей пару своих нефритовых ягод. Но ведь это придется делать каждый день в течение двух месяцев. Поэтому я незамедлительно вызвала посыльного и, написав письмо для сестры Фу, отправила его срочно в монастырь. Сама же я не могла покинуть Бао ни на минуту. Я приказала принести мне все компоненты, которые были необходимы для снадобья. Все было выполнено мгновенно, недовольным был только дворцовый повар, лишившийся своей любимой свиньи, готовой вот-вот одарить его приплодом, не понимающий, зачем резать столь ценное животное в такое интересное для него время.

К утру, когда решение было уже найдено, я немного успокоилась. Во всяком случае, несколько вариантов выхода из ситуации есть, к тому же скоро еще и «Порошок Золотой Курицы» будет у меня, а может, что-нибудь еще, что порекомендует сестра Фу.

Через несколько дней я получила ее ответ. В своем ответном письме она писала, что рада, что Бао забеременела, и желала мне удачи. Кроме того, она действительно прислала еще несколько препаратов, приготовленных ею лично для Бао, с подробным описанием составляющих, чтобы я смогла их воспроизвести в случае экстренной необходимости. Она была признательна мне, что я ценю ее знания и не постеснялась обратиться за помощью. Далее она писала, что я могу всегда на нее рассчитывать. Это было очень кстати, так как сложности только начинались.

Тем временем для Ши настала совсем другая жизнь – жизнь Воина-правителя. Целыми днями он вместе с монахом-Учителем отрабатывал тактику и стратегию боя, причем уже не единоличного, а войскового.

Он выучил наизусть «Трактат о военном искусстве» Сунь-Цзы:

«У того, кто умеет обороняться, противник не тает, где ему нападать».

«…Поэтому сказано, что тот, кто знает врага и знает себя, не окажется в опасности и в ста сражениях.

Тот, кто не знает врага, но знает себя, будет то побеждать, то проигрывать.

Тот, кто не знает ни врага, ни себя, неизбежно будет разбит в каждом сражении».

«Непобедимость заключена в себе самом, возможность победы заключена в противнике. Поэтому тот, кто хорошо сражается, может сделать себя непобедимым, но не может заставить противника обязательно дать себя победить».

«Кто – еще до сражения – побеждает предварительным расчетом, у того шансов много; кто – еще до сражения – не побеждает расчетом, у того шансов мало».

Далее они выработали тактику сбора войска. Первым делом было решено пригласить участвовать в походе дерзкого смельчака-поэта Синь Ци-цзи, который писал свои «цы» о трусости императорского двора, бросившего Кайфын на растерзание кочевников и оплакивавшего участь тех, кто должен был жить под властью чжурчжэней. В 1163 г. он предпринял дерзкий поход в стан чжурчжэней, чтобы отомстить предателю за убийство своего друга-военачальника.

Незадолго до этого Синь, влившись со своим отрядом в армию «Верности и справедливости», действовавшую в Шаньдуне под командованием полководца Гэн Цзина, стал его ближайшим соратником. Однажды Синь по заданию Гэн Цзина выехал из лагеря. В его отсутствие в армии вспыхнул мятеж. Заговорщики убили полководца и переметнулись на сторону противника. Узнав об этом, Синь сколотил небольшой отряд и под покровом ночи совершил дерзкий рейд во вражеский стан. На глазах у растерявшегося неприятеля он схватил, «как перепуганного зайца», главаря мятежников, пировавшего с чжурчжэнями, доставил в юж-иосунскую столицу и здесь собственноручно казнил. Однако теперь Синь больше сидел в кабаках или васах* и своими стихами привлекал многих недовольных политикой двора.

[*Веселые дома.]

Ши вместе с монахом-Учителем решили после первой стражи, в семь часов вечера, отправиться в кабак, где любил бывать Синь.

Ослепительный белый скакун в боевой экипировке гордо посматривал на обезумевших прохожих, падающих ниц перед Наисветлейшим Ши. Монах-Учитель следовал рядом на огненно-рыжем жеребце. Город тысячи дворцов и полутора миллионов домов жил своей вечерней жизнью. Остались позади многоярусные пагоды, живописные беседки, книжные лавки и казенные библиотеки, цзяофан –