Пресс-тур - Андрей Поляков

В храме было пусто и царил полумрак – люстра выключена, стены освещали лишь догорающие уже свечи и лампадки.

«И почему у нас в церквях не ставят скамьи?» – подумала Кира и устало плюхнулась на пол, привалившись к стене.

Несколько минут она сидела молча, переводя дух. У входа продолжали стучаться и скрестись – она поняла, что оказалась в смертельной ловушке, из которой не выбраться. Дверь одна, и в нее ломятся эти люди-нелюди; окна-бойницы узкие и расположены высоко – не доберешься, а если и доберешься, то вряд ли разобьешь и не пролезешь, да и вниз не спрыгнешь – ноги переломаешь. Иконостас – ну тут все понятно, обычная стена, отрезающая мир рядовых прихожан от церковных таинств. Кира встретилась со скорбным взглядом Иисуса на иконе и чуть ли не впервые в жизни попробовала помолиться:

– Господи, пожалуйста, если ты есть, помоги мне отсюда выбраться и вернуться домой к родителям и сестре. Я очень по ним скучаю! Это мне наказание за Сашу? Я буду себя хорошо вести, стану лучше, расскажу Свете все, обещаю, только помоги, Господи!

Она почувствовала, что теперь, после этой бешеной гонки, она наконец-то поверила в реальность происходящего, и ее крепкая скорлупка, сдерживавшая все эти годы атаки внешнего мира, треснула. Герман снова почувствовала себя маленькой девочкой, только приехавшей в Россию и в первый раз вошедшей в новый класс.

Кира уронила голову на грудь и заплакала. Она долго сидела, потупив глаза в носы ботинок, а слезы все лились и лились на куртку, и стекали дальше на штаны и холодный каменный пол с лужей растаявшего снега. На какое-то время она не заметила, как уснула.

Проснулась, подскочив, от какого-то звука. Было непонятно, откуда он донесся – снаружи или изнутри. Она оглянулась, напрягла слух: удары по двери вроде прекратились. Кира на цыпочках подкралась к входу и прислушалась. Снаружи выла вьюга, но, казалось, что преследователи ушли. Она помедлила и нерешительно потянула за засов – и в этот же миг в дверь яростно ударили с новой силой. Еще немного, и она открыла бы ее навстречу смерти.

Кира в панике задвинула засов обратно и начала наматывать круги по почти погрузившейся во тьму церкви, здесь продолжали гореть всего несколько свечей. Она быстро, пока они не погасли, зажгла одну от другой с десяток новых и снова принялась изучать помещение.

«Иконостас, в нем царские врата. Туда нам нельзя – грех, это для батюшки». – Она внезапно вспомнила, как ходила на службу вместе с мамой еще в Казахстане.

«Церковь же новая, – осенило Киру. – Наверняка за иконостасом есть еще один выход, по правилам пожарной безопасности». Несмотря на атеизм, ей все равно было как-то неловко подниматься на амвон и открывать расписные ставни дверей.

За ними стоял густой мрак. Кира сделала шаг вперед и внезапно остановилась. Глаза уже адаптировались к темноте, и она разглядела стоящую к ней спиной фигуру в рясе.

– Я… я не знала, что здесь кто-то есть, простите, батюшка, – испуганно промямлила она.

Священник продолжал стоять к ней спиной.

– На нас кто-то напал, в дверь ломятся, помогите, прошу… вас?

Он как-то странно дернулся и начал разворачиваться. Кира все поняла еще до того, как разглядела мертвенно-серое лицо. Она попятилась, потеряла равновесие, забыв про ступеньки амвона, и с размаху ударилась спиной об пол. Тело, не забывшее про прежнее падение, застонало.

Мозг действовал быстрее. Упав, Кира уже опять вскочила, ведь, оказавшийся высоким, молодой священник бросился к ней с криком из царских врат. Девушка побежала от него, понимая, что деваться ей некуда, кроме как попытаться совершить обманный маневр и самой забежать за врата. Она понеслась к большому подсвечнику и, крутанувшись на месте, резко толкнула его в преследовавшего ее священнослужителя.

Тот запнулся, потерял равновесие и врезался в стену, обрушив икону и разбив висящую лампаду: масло разлилось по рясе. Священник упал и в мгновение ока с воем загорелся от тлеющей свечи, выпавшей из подсвечника. Кира бегом вернулась за иконостас и начала судорожно, будто слепая, шарить руками по стенам в поисках выхода. Совсем рядом раздавались злые и яростные крики и подвывания, она старалась о них не думать. Ее рука легла на ручку двери: подергала – проклятье, заперто!

– ХА-А-А, – раздалось за спиной.

Кира зажмурилась. Ее рука скользнула ниже и нащупала ключ. Когда она начала его поворачивать, сзади обдал жар: ее схватили за плечи. Из последних сил девушка открыла дверь на улицу – в лицо мгновенно ударили тусклый свет, холод и снег. На мгновение затормозивший от резкой перемены обстановки преследователь слегка ослабил хватку, и ей удалось вырваться.

Кира устремилась в ночь.

* * *

Они прихватили из пиццерии все, что попалось под руку: несколько пачек чипсов, три замороженных хот-дога, шесть бутылок воды, початую бутылку водки – и вышли через черный ход. Перед тем как открыть дверь, Алексей долго прислушивался к происходящему снаружи. Паша стоял рядом, наготове. Потом он приоткрыл щелочку и выглянул на улицу – никого. Открыл пошире – по-прежнему никого. Сделал шаг за порог, приготовившись к нападению, – и облегченно вздохнул, когда понял, что они здесь одни.

Вьюга почти прекратилась, и тучи рассеялись. Они стояли на узкой подъездной дороге, усыпанной снегом. Сразу напротив них, метрах в пятидесяти, начинался дремучий лес. Здесь, на изнанке центральной площади города, почти не было искусственного освещения – лишь далеко справа поблескивали окна домов. Алексей поднял голову и посмотрел на звезды, он давно не видел такого чистого неба: наверху светили мириады далеких огней. Как тогда, в армии. В те единичные хорошие дни в армии.

– Знаешь, Паша, мне бы очень понравилось в твоем туре, если бы не все это.

– Да, велкам-фуршет не задался, – отозвался Владимир.

Алексей беззлобно хмыкнул. В такой ситуации, перед лицом смерти, его давнишняя обида как-то отошла на второй план. К тому же они теперь оба были «инвалидами» – у него адски болело вывихнутое плечо, левая рука совсем не слушалась, а его бывший напарник хромал, поминутно проваливаясь вместе с тростью в снег. Алексей поддерживал его здоровой рукой, тот больше не сопротивлялся.

– Нам нужно идти. Боюсь, придется обогнуть дом и двигаться через площадь. Я совсем не представляю себе дорогу «огородами», а от площади – примерно представляю. Да и мало ли что тут, в снегу, нас ждет? – сказал пиарщик.

– Может быть, на машине поедем? – предложил Владимир.

– Я пока заводить буду, привлеку внимание этих тварей. Рискованно. А если не заведу, бежать будет