Дураки - Юлия Хансен

у фонтана -

Принесли котелки, чтоб Гобад их почистил. Туман

Брал Гобад за горшка оживление.

Вскоре ушлый Гобад до отказа набил свой карман

И наполнил в конце чемодан.

Заработал все я без обмана!

И клянусь на Коране,

тут глупее родни моей все горожане!

И пошёл в город северный наш блудный сын.

Город тихо лежал на покрытой снегами вершине.

Со сторон разных ветер дул ледяной,

Создавая причудливо розу иль георгину…..

Горожане из-за мороза невинно все время болели ангиной.

И по улицам люди ходили, накрывшись периной,

Дырку вырезав для головы в середине.

На костре грели блюдца, тарелки из глины

И крепили веревкой их к телу — на грудь или спину -

Чтоб согреться. Гобад между делом спросил:

— Разве вы не слыхали о старинном иранском корси?

— Нет, не знаем мы слово корси на фарси……

— Это что? — нам скорее изобрази!

И тогда наш Гобад от стола ножки взял и скосил,

А потом он слепил очажок для углей из податливой глины,

Ну и сверху тот стол низкий водрузил

И накрыл его толстой цветастой периной…

Люди тут же за стол сели греться скорей,

Ели, пили и спали. «Корси, нас согрей!» -

Говорили они, обнимая Гобада.

— Ты всех наших умельцев стократно мудрей!

Смастери нам корси в каждом доме быстрей!

А по мере того как мороз свирепел,

Горожане платили Гобаду щедрей и щедрей…

Так Гобад строил печки в домах до весны.

— Я скучаю по всем моим нежно любимым родным…

Не такие они дураки по сравнению с местными,

Если честно, -

Говорил так Гобад на чужбине, замерзнув и приуныв,

И решил он вернуться обратно, в свою часть страны.

По дороге стоял город, важен и стар,

И решил наш Гобад заглянуть на базар,

Чтоб душистого чаю из трав там отведать,

В чайхане клокотал и пыхтел самовар…

Дом богатый поодаль стоял, у открытых ворот

Там толпился, шушукался местный народ.

Оказалось, что домом владел губернатор.

Не надеялся он на счастливый исход.

Дочь его из кувшина пыталась достать утром сыр,

И застряла рука ее там, не помог даже жир -

Им советовал смазать кувшин их мудрец самый старый.

Он прочёл сотни книг философских прямо до дыр,

Но девицы рука из рассола не хочет выныривать в мир…

И мудрец после этого вынес вердикт:

Только два варианта в очках своих он разглядит.

Первый — взять и разбить враз кувшин злополучный.

Но, заметьте, кувшин — очень редкий реликт.

Отрубить руку девушке — план был второй.

И мудрец, покачав однозначно своей сединой,

Дал понять, что склоняется именно к этому плану.

Аргументы сразили всех мудростью и глубиной.

— В дело тут непременно включаем расчёт!

Ведь расчёт хладнокровный решение вмиг привлечёт!

Сколько рук одинаковых мы имеем в наличии? — Две!

— Ну а сколько кувшинов подобных в хозяйстве у вас

под отчёт?

— О, кувшины работы ручной уникальны,

все они наперечёт!

Этот только в одном экземпляре.

И ему в нашей кухне — почёт!

— Вот. Что требовалось доказать. И закончим весь спор.

Две руки и один лишь кувшин. Все! Несите топор!

Дочка с матерью громко рыдают…

Тут Гобад вышел к ним, будто в нём был мотор:

— Отменяйте сейчас же драконовский ваш приговор!

Осмотрев руку девушки методом разным,

Понял он: мышцы скованы бешеным спазмом.

Страх и ужас ввел в трепет и дрожь бедолажку -

До сих пор сжала сыр она пальцами влажными…

Тут Гобад стукнул девушку по локтю сообразно.

— Празднуй!

Враз кулак был разжат.

Сыр бултыхнулся прямо на дно хлюпкой жабой,

И рука покидает кувшин так легко и желанно.

Все от счастья жужжат,

Мать и дочь обнимаются и визжат,

Губернатор Гобаду подкинул немало деньжат

Лишь за то, что кулак был разжат…

А Гобад догоняет отъехавший было обоз,

Чтоб до дому его он скорее довёз…

Ну а в сердце Гобада заноза:

— Мама, как я скучаю, прости,

Ты в сравнении с ними — ни больше ни меньше –

Спиноза!

Часть 3 «Карета»

Решение быстро к Гобаду пришло:

домой возвращаюсь!

Но прежде хочу отдохнуть у ручья

и выпить душистого чаю…

Лица, отражённого в чистой воде,

Гобад не узнал очертаний -

Оно стало чёрным,

иссохло от солнца и долгих скитаний.

К ручью в это время спустилась

служанка из знатного дома.

— Ты кто? Ты не местный?

Лицо твоё черное мне не знакомо!

Наш путник решил пошутить,

умываясь струёй водопада:

— Как в воду глядишь,

ведь пришёл я сюда из самого ада!

— Из ада!? Что делал ты там?

Разве можно обратно

Из ада прийти? Как тебе удалось?

— Я привратник.

Работаю там. Вот иду я домой на побывку,

Работы там много,

тружусь каждый день, яко сивка!

— Два года промчались с тех пор,

как хозяйка моя овдовела…

Случайно не видел там мужа её, -

спросила служанка несмело…

— Да, видел его, — небрежно сказал паренёк,

и тут же за руку

Служанка домой потащила его,

не проронив даже звука…

(Примерно, как маленький ослик

волочит безропотно вьюк))

А в доме богатом его накормили

и дали прилечь у фонтана,

Наполнив кувшинчик

прохладным вкуснейшим айраном.

Вот и хозяйка к нему подошла.

Ресницы поникли в печали.

Лицо утончённо, красиво,

слова нетерпеньем звучали.

— Как он живёт? -

молодая вдова спросила со вздохом,

Гобад растерялся, но тут же ответил:

— Живёт очень плохо!

Остался ведь долг у него на земле (кому-то)

— сто двадцать туманов, -

Так на ходу сочинял он спонтанно

сценарий нежданный обмана, -

За долг этот бьют мужа Вашего

по голове калёной дубинкой

Раз в день, — разрыдалась вдова,

и из глаз покатились слезинки…

— Скажи, я могу чрез тебя передать

для него злополучные деньги?

— О, Да! Но его в любое мгновенье

могут бросить гиенам в вольер на съеденье…

— Езжай поскорей.

Вот двести туманов и резвая лошадь,

Ведь с долга процент капать может,

его, разумеется, приумножат….

Уехал Гобад.

Ну а вечером муж прискакал и в ужасе замер

(Должны мы признаться,

вдова три недели назад опять вышла замуж).

Так вот: горемычно сидит она дома,

одета в отложенный траур,

Поведала мужу о том,

что привратник явился сегодня из ада окраин.

Узнав, что увёл он гнедого коня

и денег приличную сумму,

Сказал новый муж:

— Да он не привратник, а проходимец и жулик!

Слова эти впились вдове прямо в сердце.

Торжественно встала она

и громко захлопнула шкафчика дверцу!

— Послушай!

Ты занял достойное место покойного мужа:

Богатством его управляешь,

а он мерзнет, бедненький, в стуже;

Ты в