Дороги Сонхи - Антон Орлов

class="p">Допив чай, Кем отправился поздороваться с лекаркой под дланью Тавше. Спутницу Зинты, молодую женщину в коричневом вдовьем платье, он видел в первый раз. Коляски у обеих в лентах с обережной вышивкой и в придачу с охранными артефактами. А похожий на франтоватого приказчика парень, который идет следом за ними на некотором расстоянии, будто бы сам по себе – наверняка амулетчик Ложи, арсенал у него что надо и в боевой готовности.

Малыш в коляске у госпожи Зинты смотрел на Кемурта серьезно, как будто сознавал свою важность – наследник высокопоставленного мага Ложи, возможно и сам будущий маг. Зато второй вдруг заулыбался, потянулся ручонками, издавая радостные звуки, да так заразительно, что Кем тоже невольно улыбнулся.

– Надо же, вы моему Гведо понравились, – заметила его мать. – Он улыбается только мне и бабушкам, и еще Зинте, а чтобы кому-нибудь постороннему, такое в первый раз. Я думаю, вы хороший человек.

Кем держался, как подобает: младенцев внимательно не разглядывал и ничего в их адрес не говорил, вопросов не задавал, а на прощанье пожелал женщинам милости Тавше – к такому пожеланию ничего дурного не прицепится.

– И с тобой да пребудет милость Тавше и милость твоего покровителя Акетиса, – отозвалась Зинта.

В ожидании мыслевести от Хеледики – та сообщит, когда закончит свои дневные дела – он побрел по бульвару Герани, потом повернул на улицу Ласточек. Когда миновал перекресток, под ноги что-то шлепнулось. Хвала Акетису, что под ноги, а не на голову. Вначале   подумал, что выкинули овощные очистки, но оказалось – роскошный букет, перевязанный лентой с пышным бантом. Сверху доносились голоса: мужской – оскорбленный и растерянный, женский – злорадный и ликующий. Можно надеяться, букет у них был только один, и больше никому не прилетит.

Улица Ласточек распахнулась навстречу солнечным разноцветьем. Красивый все-таки город, хорошо, что его отстояли. И та девчонка права, жизнь продолжается.

– Глодия, ты этим букетом чуть в монаха не попала.

– Ну и чего такого, Мейлат… Тьфу ты, Мейленанк! Если этот монах праведный человек, небесный покровитель его защитит, а если не праведный – стало быть, это ему божья кара, и с меня тут никакого спросу. Он ведь не ругался, мы бы услышали.

– Не ругался.

– А кавалеришка-то как от меня драпанул, видела? Ишь, разобиделся, небось до следующего перекрестка не остановится! – Глодия по-щучьи ухмыльнулась – впрочем, с тех пор как ее внешность изменилась, это скорее было похоже на чарующую жестокую улыбку. – И на что рассчитывал, пузатик тонконогий – на мою короткую память? Я ж не забыла, как он раньше-то нос воротил, будто я пустое место, а как стала я первой красавицей в Аленде, сразу давай слюни пускать и с комплиментами подкатывать. А я ничего не забыла… И никому из тех, кто глядел на меня, как на кучу навоза, спуску не дам. По правде говоря, неказистая у меня была рожа, и руки были неизящные, и жопа не торт – вся наша порода по женской линии такая. Но ты, говнюк разборчивый, сперва на себя в зеркало глянь, а потом уже про меня что-то критическое вякай! Сам-то ты тоже не господин Тейзург и даже не засранец Дирвен. Ладно, пойдем, Мейлат, еще кого-нибудь отчихвостим!

По галерее с арочными проемами они направились к лестнице. Приходили в Портновский музей, который здесь на втором этаже, над деловыми конторами. Витрины с пожелтелыми выкройками да всякая старая одежонка на манекенах – Мейлат-Мейленанк хотела все это посмотреть, а Глодия отправилась с ней за компанию, прогуляться и себя показать.

На Мейленанк было платье в серо-голубую клетку, с воротом-стойкой, поверх ворота намотан кружевной шарфик. Хоть и освоилась в Аленде, все равно считала, что неприлично ходить с открытой шеей – до сих пор эта дурь из нее не вышла. А Глодия, раз не на службе, надела шикарное бордовое платье, расшитое стеклярусом. За ними увязался этот хмырь с букетом – по соседству живет, в доме с конфетной лавкой. На свою беду увязался, сегодняшний денек ему надолго запомнится.

Когда вышли на улицу, она поддала букет ногой – думала, рассыплется на отдельные цветочки, но он был накрепко перевязан. Отлетел на середину мостовой, там и остался лежать.

– Ой… На нас смотрят… – тихонько пробормотала ее спутница.

– Мне можно! – с чувством превосходства обронила Глодия. – У красивых людей, Мейлат, особые права, им можно то, чего нельзя другим. Это из книжки, которую мне госпожа Армила давала почитать. Она перед моей свадьбой учила нас с сестрицей Салинсой хорошим манерам, а теперь я решила, буду снова брать у нее уроки. Армила еще этому учит… Тьфу ты, забыла словечко, но я с ней уже договорилась… А, вспомнила, она учит демонировать!

– Демонировать? – испуганно переспросила Мейленанк. – Это что-то про демонов?

– Нет, ты чего, дура что ли, это про отношения промеж людей. Ну, как тебе объяснить, это когда ты с плеткой, в прямом и в переносном смысле, и все глядят на тебя, как на госпожу, и рады-радешеньки тебе подчиняться – Армила этак высказалась. Это как раз то, чего мне сейчас вот прям расшибись надо! Да оно, Мейлат, и тебе не помешало бы, а то, ежели сказать по правде, ты ведь совсем не зубастая и не боевая, и до сих пор не скормила чворкам эти свои бредни насчет пищевых цепочек. Поэтому будем с тобой вместе брать уроки демонирования у тетки Армилы, вместе-то всяко веселее, и уж потом всем покажем, где крухутаки зимуют!

За время подводного путешествия Дирвен на всяких сволочных рыб насмотрелся: они то и дело мелькали за стенками воздушного пузыря, стайками и поодиночке. Иные еще и с фонариками, вырастающими из тулова на стеблях, и тогда было видно, какие они разноцветные, словно кто-то нарочно их раскрасил. Порой мимо проносились медузы, похожие на причудливые мерцающие светильники – он не успевал разглядеть их в подробностях, но Наипервейшей Сволочи такие сволочные изыски наверняка бы понравились.

На самом-то деле не они проносились, а Дирвен мчался сквозь водную толщу на нехилой скорости. Вернее, мчалась океанская тварь, державшая своими щупальцами воздушную сферу, словно вазу тонкого стекла, которую велено доставить в целости и сохранности. Каждое щупальце толще бревна, еще и с мерзкими присосками величиной с блюдце. А может, этих здоровенных тварей было две, и та, что держала пузырь, оседлала другую, которая рассекала темные воды, легко оставляя позади и