Индиран Диор и тайна затерянного храма - Мария Кимури

— И слышать ничего не хочу, — сказала она тем голосом, которым обращалась к злостным прогульщикам семинаров. — Вперёд.

Парень пошел, словно кукла, с трудом переступая с ноги на ногу.

И вдруг из темноты впереди, откуда-то издалека, тихо донёсся другой голос:

— Кто здесь?

Вздрогнув, Мирен выпрямился и устремился вперед, едва касаясь стены рукой. Только дёргался, когда спешил мимо змеиных морд. Аэлин с учеником успевали за ним с трудом.

Эти люди сидели в полной темноте за старыми, но очень тяжёлыми решетками по обе стороны коридора, в вырубленных прямо в камне небольших камерах. Пахло всем тем, что производят скученные в одном месте люди — потом, грязной одеждой и сельским туалетом в яме.

Она подняла огарок повыше, и люди сощурились, отворачиваясь от света.

— Мирен… — сказал другой студент и вытер глаза.

— Все тихо! — скомандовал Аэлин шепотом. — Назовите себя, сколько вас? Дальрин? Эйвирен? Марни? Кориндиль?

— Нас четырнадцать, — сказали справа. — Госпожа профессор Верен… Где остальные ваши?

— Отвлекают фанатиков, — ответила Аэлин уверенно. — Была ли вечерняя кормёжка?

— Не уверен насчёт вечерней, — сказал молодой человек из второй справа камеры, — но последняя кормёжка была давно. Следующую можно ждать… Довольно скоро. Здесь ни у кого нет часов.

— Сколько людей вас охраняют?

— Сейчас, кажется, четверо или пятеро. К нам спускаются по двое.

— Если вы зашумите, остальные придут?

— Да, все с оружием.

— Отлично. Когда принесут еду, начинайте шуметь. Или хватайте их и прижимайте к решеткам. Пусть остальные спустятся сюда. Покажи, где спуск, — велела она, и Мирен повел ее к другому концу тоннеля, где он разветвлялся надвое. Показал люк в потолке, закрытый толстой крышкой из довольно светлых, свежих досок. Аэлин поспешно загородила рукой свечу и отступила, чтобы не выдать себя светом из ее щелей.

Осмотрела оставшихся. Почти все — студенты, кроме двух харадцев в простых длинных одеждах и одного немолодого мужчины в грязном пиджаке. Вельхин, вспомнила она. Вельхин дар-Фарон, умбарец, историк среднего Востока. В Гондоре любил вечеринки в пивных, а сейчас заметно похудел.

— Вы уверены, что справитесь? — спросил этот Вельхин скептически.

— А вы не мешайте. Я сейчас погашу огонь. Сидим тихо, не привлекая внимания. Ждём охранников. Когда они появятся, начинайте шуметь и хватать их за что дотянетесь. Мне нужна вся охрана здесь, внизу. Хватайте сквозь решетку и держите всех, до кого дотянетесь, чтобы в них можно было выстрелить. Ясно?

— Да, госпожа профессор Верен, но…

— Никаких но, Эйвирен. "Но" будете говорить на семинарах. Или когда выберемся и поспорим о датировке этого безобразия, в смысле, построек. А сейчас ведите себя как обычно.

Кто-то подошёл к решетке камеры слева, его рука была на перевязи.

— Обычно, — сказал Кориндиль Фаргин, магистр практической истории, — мы и так разговариваем или поем. Или читаем друг другу лекции. Больше в темноте делать нечего, но вдруг пригодится.

— Молодцы. Вот так и продолжайте, — сказала Аэлин, утаскивая обоих спутников в сторону. Ближайшее укрытие было за устрашающей головой змеи, никаких других выступов в тоннеле не оказалось.

— Опять она… — охнул Мирен. От змеи так и разило страхом, ее морда будто оживала в колеблющемся свете.

— Не поддавайтесь примитивным страхам, Мирен. Вы же учили, все примитивные культы строятся на таких простых вещах. Восхитить и напугать. Эта сделана пугающей. Вы, как цивилизованный человек, не должны поддаваться этим страхам.

— Профессор, я не ожидал, что вы и в подземелье останетесь такой же занудой, как в лектории! — огрызнулся Мирен, сползая на пол и вытирая пот с лица.

— Вот приедете ко мне на раскопки, ещё не то увидите.

Из клеток негромко запели. Возможно, чтобы заглушить их перепалку. У Кориндиля оказался приятный низкий голос — жаль, что он ни разу не пел, когда работал с ней на раскопках линденских Гаваней.

Аэлин тоже села на пол, вдохнула вонючий подземный воздух и приготовилась ждать.

* * *

Он бежал через развалины легко и быстро, перепрыгивая без труда препятствия и взбегая по наклонным стволам на стены, словно по широкой удобной лестнице. Казалось, его совсем не тяготили ни многозарядное ружье, ни длинный меч за спиной. Патроны, правда, уже заканчивались, и большую их часть он расстрелял, пробиваясь наверх через охраняемый выход. Догоняли его только волки, лишь они могли состязаться с ним в скорости бега. И даже волки не могли напасть всей кучей, не успевали. Эти волки и пуль словно бы не боялись, но он подпускал их поближе и стрелял прямо в голову или в глотку. Или вонзал в глотку меч. Смотря как было удобнее в то мгновение. Меч сверкал под вечерним солнцем, и порой оно ярко высвечивало на клинке клеймо в виде восьмиконечной звезды.

Потом ещё один волк догнал его, он развернулся и поймал волка на меч в прыжке. Шагнул назад, пропустил несущееся тело мимо себя, дёрнул клинок на себя, вспарывая глотку лезвием. На клеймо легли кровавые пятна, сделав его темным и зловещим.

Люди спешили за волками, люди стреляли вслед, но они помнили приказ брать живым, и он тоже помнил, а потому не слишком беспокоился. Он думал сейчас о другом — придется ли ему извести всех волков, чтобы затеряться в городе, или сумеет избавиться от них иначе. Он пробежал уже через несколько ручьев, но ни один ему не подходил.

Потом он вбежал в довольно широкий ручей, исходивший паром, и поспешил вдоль него вниз по склону, то заходя в воду, то вдоль нее. К ручью присоединялись другие, вот обозначились и берега, и маленькая речка, остывая, уверенно направилась к подножию горы и верхнему Гэлханду. Он забегал в воду все чаще, а какое-то время бежал прямо по воде, лишь изредка выскакивая на берег. На бегу убрал меч в ножны и забросил ружье за спину, освобождая руки.

А потом разбежался, запрыгнул прямо из воды на дерево на берегу и перескочил на соседнее раньше, чем показались новые преследователи. Затем, держась за лиану — ещё на одно, подальше. И замер, прижавшись к стволу.

Волки и люди бежали вдоль речки мимо, стреляя и перекликаясь на бегу, а он словно растворился в лесной тени и смотрел на них, невидимый, сквозь заросли. Если бы с ветром не повезло, волки бы, наверное, учуяли его даже сквозь испарения речки, но ветер шумел где-то наверху, а здесь стояла неподвижная жара, и даже волчьи морды кривились от сернистой вони. А когда многочисленная, но не самая толковая погоня пронеслась следом за загонщиками, ломая кусты, расплескивая воду и меся сапогами грязь, он соскользнул на землю