Рэм - Микита Франко

"Волгах" — мальчики-мажо…

— Так, хватит, — и Индира встала из-за стола.

Рэм замолчал, обрывая музыку — неуклюже проехался пальцами по струнам. Синцов-старший на него не смотрел, а Елисей, допив из своей кружки чай, лениво сказал: — Да, мне что-то тоже не очень… — потом обернулся на мать. — Тебе с картиной помочь?

Она откликнулась уже из другой комнаты:

— Да, там нужно будет ровно придержать, пока я примерюсь.

Елисей, коротко бросив Макару неожиданно нежное:

— Она у меня рисует, — тоже поднялся, уходя за матерью.

Они с Сергеем остались на кухне одни. У Рэма так сильно застучала кровь в ушах, что он, казалось, перестал слышать что-либо кроме этого. Тук-тук-тук.

Среди которого вдруг:

— Хорошая песня.

— И мне нравится, — глухо отозвался Рэм.

— Умеешь ты… подобрать к атмосфере. Я ещё тогда заметил.

— Ага, — ответил он, и почему-то улыбнулся. Это звучало как похвала.

Сергей вдруг спросил:

— У тебя она и со мной ассоциируется?

Рэм быстро замотал головой:

— Нет. Вам бы я сыграл другую.

— Какую?

Он одной рукой наиграл на струнах едва узнаваемую мелодию, но пропел под неё почти складно:

— Задумывая чёрные дела-а-а, на небе ухмыляется луна-а-а…

А Сергей вдруг подпел:

— А звёзды будто мириады стрел…

Рэм снова улыбнулся, начиная играть поживее:

— Ловя на мушку силуэты снов, смеётся и злорадствует любовь…

— И мы с тобой попали на прицел, — это они пропели почти в унисон.

Рэм, плотнее подхватив гитару, несколько торопясь от волнения перешёл к припеву:

Я же своей рукою

Сердце твоё прикрою,

Можешь лететь и не бояться больше ни-че-го.

И в глаза, в глаза друг другу, почти безотрывно.

Сердце твоё двулико:

Сверху оно набито

Мягкой травой, а снизу каменное, каменное дно.

— Так, закончили музыкальную паузу, — это Индира резко ворвалась в их пространство, разрушая интимность момента. — Макар, ты иди лучше домой, Елисей себя неважно чувствует.

Вежливый способ сказать: «Больше никогда не приходи».

Но, едва Макар поднялся со стула, Сергей сказал ему:

— Заходи к нам ещё.

— Лучше не…

Он перебил жену:

— Нет, ты заходи, заходи. Елисей отходчивый.

Макар не смог сдержаться, снова губы растянулись до ушей.

— Приду, — пообещал он.

А по дороге домой, настолько счастливый — ну, будто ничего в жизни лучше не было, чем эти пять минут наедине с Сергем, — он сочинял отговорки, чтобы помириться с Синцовым-младшим обратно: ему ведь обязательно нужно прийти к старшему. Ещё не раз.

Глава 12

В первый день весенних каникул неожиданно наступило лето. Рэм сменил куртку на джинсовку, и теперь летел вниз по тротуару с музыкой в наушниках: в плеере перематывалась лента, он только что заменил батарейки, и теперь звук был такой чистый, словно это не дешевенький «Диана-стерео», а не меньше, чем Sony или Pioneer.

«А не спеть ли мне песню… о любви-и-и-и-и…».

Сергей. Сергей, Сергей, Сергей. Он мелькал в мыслях, как рефрен этой песни. Рэм не мог забыть их последний разговор, хотя это был даже не разговор, а короткий момент — взгляд, пара фраз, мимолётное касание. Не физическое даже, а чувственное какое-то — касание на уровне душ. Они друг друга поняли. Заметили. Ощутили.

«Мою песню услышат тысячи глаз,

Мое фото раскупят сотни рук,

Мое солнце мне скажет: «Это про нас»,

Посмеется над текстом лучший друг».

Голос Чижа подхватывал его настроение, и он вскинул руки, будто дирижируя самой природе. Шагнул в сторону, скользнул вдоль краёв луж, пытаясь удержать ритм, пропел на высокой ноте: — И я стану сверхновой суперзвездой!

А остальное промычал в ритм, не замечая никого вокруг:

Много денег, машина, все дела.

Улыбнувшись, ты скажешь: «Как крутой!»

— Я тебя обниму — ты права-а-а-а!..

Чем дальше в промзону он заходил, тем сложнее становилось бежать, хотя дорожка шла вниз, и в какой-то момент, делая звук тише, Рэм понял: пахнет гарью и жжёт глаза. Из-за пятиэтажек поднимался столб дыма, и, хотя это могло быть что угодно — магазин хозяйственных товаров на углу Луговой улицы или рыбный рынок на Портовой, сердце всё равно тревожно провалилось вниз от догадки, в которой почему-то не было сомнений: гаражи.

Нет, не просто гаражи. Гараж.

Он, на ходу снимая наушники и убирая плеер в карман джинсовки («Напишу-ка я песню о любви…

Только что-то струна порвалась»), побежал вперед, уверенный: это их с пацанами гараж.

Ещё издалека понял, что так и есть: тот горел так сильно, что языки пламени выглядывали из-за открытых дверей, а рядом суетились две знакомые фигурки — Француз и Скрипач. Они пытались спасти вещи — Рэм заметил, как Скрипач выносит несколько пластинок в бумажных конвертах, и бьёт по ним рукавом свитера, пытаясь сбить огонь.

Рэм, не думая, рванул к ним.

— Что случилось?! — выкрикнул, подбегая.

В момент, когда открыл рот, легкие мигом набились дымом, и он закашлялся. Француз обернулся, лицо его было красным от жара и… ярости?

— А ты ещё спрашиваешь?! — заорал он, резко бросая магнитофон на землю. Тот и без того плавился, было видно, что не уцелел. — Тебе виднее!

Рэм замер, потрясённый.

— Чего?! Я вообще… я только подошел!

— Конечно, подошел! Это по-любому твой тупой дружбан!

— Чё? — он опешил. — Да это наверняка Чингиз со своими! Мы же тогда с ними сцепились!

— Чингиз твоего батю боится, как… — он осёкся, явно хотел сказать «как огня». — Ссыкло, короче, Чингиз для такого! Зато Елисей не боится, его батя с твоим отлично ладит! Договорятся, да?

— Да чё ты…

Но Француз ему и слова вставить не давал:

— Тем более папаня твой нас не любит, да? Да?! Чё ты так смотришь?! Постоянно тебе в уши льёт, чтоб ты с нами не водился, как будто я не знаю! Рад только будет, что нашу базу спалили!

Скрипач, обычно спокойный, на этот раз тоже выглядел злым. Он дул на обожженные руки, и исподлобья поглядывал на Рэма.

— Гараж выгорел до основания. Там была гитара отца Пьера. Ты понимаешь, что это значит?

Рэм растерялся. Он оглянулся на пылающие остатки гаража и почувствовал, как внутри всё сжалось. Он прекрасно понимал, что это значит.

И теперь не знал, что сказать, чувствуя себя виноватым, хотя ему всё ещё казалось нелепым думать на Елисея, а не на Чингиза. Ну, или он не выдерживал мысли, что это сделал Елисей, потому что для пацанов это будет всё равно, что Рэм.

То есть, для них это уже так. В их глазах это Рэм пришёл сюда с канистрой и всё спалил.

— Вы пожарных вызвали? — глупо спросил он.

— Без тебя не догадались! — огрызнулся Француз. — Хорошо, что