Сирингарий - Евгения Ульяничева

Успокоилась да пошла.

Ах, хорошо было на улице! Тихо, тепло. Не страшно совсем. Из избы в оконце глядеть - и то страшнее. Совсем осмелела Томилка, до овражины одним духом добралась.

В овраге том ключ-студенец пришёптывал, в речонку оборачивался. Речонка собой неказиста, курица ноги не замочит. А прямо посередке пень стоял. Чёрный собой, точно зуб гнилой. Вода его со всех сторон обтекала, обнимала, как сестрица братца.

Томилка подол подобрала, лапотки скинула, да на пень уселася.

Обратилась затылком к лесу ночному, набухшему. Заговорила.

-Постригуша-кумуша, Постригуша-любушка, ты приди на гостевание, приди за подарочком. Забери волос густой, дай волос пустой, да голос петушиный, да дух козлиный, да зубья редкие, да болести крепкие.

Узелок же с волосками Илейкиными позади себя положила.

Сказала - замерла. И вот - тихо стало. Смолкли птахи. Букашки-козявочки и те бросили в траве вошкаться.

Холодом дохнуло в затылок Томилке, водица встрепенулася, булькнула, словно кто грузный зашел.

И вновь запела-заиграла живность.

Обернулась Томилка - нет узелка. Хлопнула в ладоши. Заговор-то, слова заветные, Томилка нарочно искорябала. Вот ужо будет Илейке проплешь как у деда!

Засмеялась в кулак. Вот как славно она придумала!

В дом вернулась радостная, заглянула к Авдеюшке - спал тот, сердешный. Ровно котенышек под одеялом свернулся. Ножки у него завсегда мёрзли, даже в летнюю пору. Томилка ему носочки связала, одеяльце справила с пухом лебяжьим.

Сама под одеяло нырнула. Озябла, покуда бегала. Погрелась, да заснула.

Стук-постук, стук-постук, ровно кто балуется, под окошком играется.

Томилка глаза открыла.

Тишина стояла - мёртвая. Ночь глухая, только лунь в окошко пырится. Бледный, точно луковица загнившая.

Стук-постук.

Нахмурилась Томилка, встрепанную голову подняла. Что за притча? Кому такому неспокойному бродить вздумалось?

Или - похолодела - тати пробрались, с ножами вострыми, с личинами березовыми? Ох-ох, тошненько…

Пса хозяева не держали. Была до сего лета псица-белица, злая, желтоглазая, быстроногая. Была да сбегла. А нового охранника завести не поспели.

Спустилась Томилка с печки. На карачках к оконцу пробралась. Глянула. Пустой двор, свет луни играет-мигает. Только успокоилось сердечко Томилкино, как разглядела - открыта калитка-то. Как так? Неужто она крючок не набросила, позабыла?

А тут заплакал Авдеюшка у себя. Томилка к нему поспешила.

-Что такое, воробышек? Али сон дурной?

Авдеюшка на кроватке сидел, в оконце пальцем тыкал.

-Баба там ходит, Томилушка!

-Какая баба, соколик? Приснилось тебе, привиделось.

-Чужая баба! Дикая, лесная.

Томилка только руками всплеснула. Поглядела в окошко - и нет никого, а на душе неспокойно, муторно. Авдеюшка смотрел, молчал. Не из боязливых парнишечка, даром что безногий.

В сенцах стукнуло. Там Томилка точно дверь засовом заложила. Ровно кто за кольцо подергал. Укреп проверил.

-Не ходи, - шепнул Авдеюшка.

Томилка только бровки сдвинула.

Не из робких была. Когда только приехала, ее, чужачку пятнистую, начали парни местные задирать. Так Томилка дрын взяла и погнала тех парней, как коз с огорода.

В сенцах темно было.

Прихватила Томилка топор хозяйский.

-Кто там ходит, кто бродит? Назовись!

Прошелестело за дверью, ровно кто одежой обтерся, постучало по крылечку костяным стуком.

-Знаю тебя, слышу тебя! Вот ужо спущу собак!

Тут гулко брякнуло в комнате, где спал-почивал Илейка.

Томилка присела сначала, а потом туда метнулась, запнулась в темноте о сбитый половичок, ворвалась к Илейке с топором наотмашь.

Тот сидел на полу, на заднице, открыв рот, таращился на окно. Перевел взгляд на Томилку, попятился, заскреб босыми пятками.

-Т-ты чего эта, а?

-А ты чего?! - запальчиво крикнула Томилка.

Илейка молча указал на окно. Томилка подалась ближе, и в то же времечко просунулась в комнатку костяная рука, зашарила по постели.

Взвизгнула Томилка да ударила топором.

Брызнули перья подушкины, брызнуло сухой кровью, за окном взвыло, завизжало свиньей.

Илейка с Томилкой, не сговариваясь, кинулись из комнаты вон.

Дверь Илейка захлопнул, сундуком припер.

Друг на дружку уставились.

-Ну, ты бедовая, девка, - выговорил Илейка.

Тут только разглядела Томилка хорошенько, что с гривы Илейкиной прядку выстригли. Да ровно так отхватили. Илейка тоже это почуял, подергал себя за волосы.

-А я сплю, главное, - заговорил растерянно, - и мнится, будто на кровать с головы бабка моя подсела. Села и сидит себе, поглядывает. Я наперво и не вспомнил, что преставилась прошлой весной. Сидит, бабкает себе под нос, а с губ пена серая, кап-кап мне на лоб. Проснулся, глядь - в окно чужая харя таращится…

Томилка всхлипнула. Сердито утерла рукавом нос.

Проговорила с дребезжанием в голосе:

-Ты почто, дурень, оконце на ночь распахнул, звоном не уберег?

-Так жарко же, - простодушно объяснил Илейка, разводя руками. - Взопрею ещё.

Не пуганый, подумала Томилка с досадою. Не битый. Холился да лелялся всю жизнь в гнезде родимом, да места тут спокойные, сытые, не как родная кипь-земля Томилкина. Уж там без оговора, без железа за порог не ступали.

Вот и выросла она сама - с железными костями.

В комнатке за дверью зашебуршилось, зачечекало. Прижухли оба, вслушиваясь.

Томилка первой отутовела. Плечом оттеснила Илейку, прямо лезвием топора, прижимая обух ладонью, прорезала буковицы на дверном косяке.

-Прочь ступай, нам не мешай, - шепнула.

Засмеялись за дверью молодо, отозвались:

-Как же я уйду, медовыя? Сама в гости звала-зазывала, на стол накрывала-собирала, а ныне гостя на пороге держишь-не пущаешь?

-Не звала я те…

Осеклась Томилка, похолодела. Так выходило, сама Постригуша пожаловала.

Ох, дура, дура, обругала себя Томилка. Тетеха.

Плохо шутка оборачивалась.

-Чего она такое говорит, Томилка? - Илейка таращился из темноты, как котище.

-Отзынь, - сердито шикнула Томилка.

-Отвори дверцу, хозяюшка, пусти гостюшку, - вкрадчиво попросили из-за двери. - Пока так пою, потом сама войду. И своё заберу, и что глянется прихвачу.

Томилка дернула лопатками. Хребет у неё зачесался.

-Не бывать тому, - ответила твёрдо.

-Как скажешь, душа-девица, - рассмеялась Постригуша.

Прошумело за стенкой и затихло. Илейка встревоженно поглядывал.

-Как думаешь, ушла-укатилася? Чего вообще ей надобно?

Томилка покачала головой. Переглотнула. Молвила тихо, виновато:

-За тобой приходила. Это я её позвала, правда то. Уж больно зло накипело…

Стыд жёг лоб, палил щёки.

Илейка поднял рыжие брови, открыл рот, слово молвить - да простучало по потолку, ровно кто бревнышко по чердаку прокатил.

-Авдей! - ахнул Илейка и первым бросился к брату.

Ворвались оба-два, Томилка с топором, Илейка голоруким. Увидели: сидел Авдеюшка сметаны белее, а у изножья раскорячилось, распласталось диво лесное. Зад