к своим рукам, лежавшим на уровне живота поверх одеяла, которое я зажала подмышками, чтобы не сползло. Пальцы без моего ведома крутили пододеяльник, демонстрируя внутреннее смятение. Полумрак перестал меня устраивать, я хотела чётко видеть Джиёна, мне надоело смотреть на него урывками и украдкой: - Зажги свет, пожалуйста. - Нет. – Он сидел у выключателя. Рядом со мной был только ночник. - Почему? - Из вредности. - Потому что не пустили на постель? - Возможно, когда-то в раннем детстве, и теперь я по жизни вредный. Характер у меня такой. - Нормальный у тебя характер, - спустила я его с небес на землю. Вернее, попыталась, потому что вот так взять и изменить самомнение или любое мнение о чём-то у Джиёна невозможно. Пусть мнит о себе, что хочет. Я знаю, что он адекватный, рациональный и умный мужик, с которым приятно иметь дело, если он к этому расположен и ему это выгодно. Если бы не необходимость наводить страх на округу и играть в жуткого бандита, Джиён сделался бы самым интересным и очаровывающим собеседником. Впрочем, нет, слишком уж он привык тыкать людям на их недостатки, указывать на их ошибки – которые он считает ошибками, - язвить и поучать. Нет, не так. Джиён никогда не поучает заранее, не предупреждает. Ему смешно наблюдать за чужими оплошностями, смотреть, как кто-то спотыкается, летит, больно ударяется и хнычет. И только если не жаловаться и не показывать после падения, что тебе больно, он заинтересуется, а не начнёт издеваться. Нет. Начнёт. Экспериментируя, на каком же уровни боли ты заплачешь и сломаешься. Иссякли эти мысли у него по отношению ко мне? Или всё ещё припасены опасные трюки? Если бы не беременность, я бы уже ничего не страшилась, но обстоятельства усугубились, навесив на меня двойную ответственность. Улыбнувшись, я посмотрела на него, затенённого у стенки отсутствием света в комнате. – Когда улетала из Сингапура, я думала, что мы никогда больше не увидимся. - Прекращай мыслить категориями «никогда» и «навечно», очень полегчает и избавишься от разочарований. - Да. Нами правят два проклятья: навсегда и никогда[54]. - В данной местности правит одно проклятье – я, - улыбнулся Джиён. - Для преступного бизнеса ты – благословение. - С разных точек ракурсы разные. Только круглые идиоты и в фас, и в профиль выглядят одинаково. - Одинаково круглыми? - Одинаково идиотами. - Ты опять ненадолго зашёл? Мне следует поторопиться поговорить, о чём хотела? - Нет, я не тороплюсь. - Тэён тебя не потеряет? – стараясь не звучать с претензией, уточнила я. - Ну, если бы у меня была привычка никогда не вставать по ночам, она бы задумалась и забеспокоилась, наверное. Но, кроме курения, у меня нет никаких привычек. Это правило выживания, всегда вести себя по-разному, чтобы не стать предсказуемым. Никаких обедов по средам в одном и том же ресторане, никаких воскресных прогулок на яхте, никакого расписания. Если всегда засыпать после секса, то однажды встав – вызовешь подозрение, поэтому, вне зависимости от уровня удовлетворенности и осознания выполненного долга, надо то засыпать, то вставать и бродить просто так, заглядывать на кухню, выходить на балкон, уходить поглядеть телек. В результате, когда ты встаёшь с кровати и идёшь шататься куда-то по дому полночи, а в этом доме ночует и другая свободная девушка, никакой связи в этом не наблюдается. - Это трудно, наверное, постоянно менять траекторию? - Я с ранней юности считал скучным повторять одни и те же действия, соблюдать традиции. Тогда это привело меня к правильному образу жизни, который и помогает избегать неприятностей. Да, с возрастом тянет на какую-то церемониальность, на кое-какую стабильность, на сакральный график, как у китайских императоров, чтоб в определённое время подбегала толпа слуг и наряжала тебя в цвета, соответствующие сезонам и стихиям, влияющим на этот день недели. Или это не с возрастом, а от моего гиперощущения собственной охуенности? Не знаю. Но с такими желаниями нетрудно бороться. Просто говорю мыслям «нет». – Джиён поднялся и, подойдя к кровати, сел на неё, рядом со мной, подтянувшись к изголовью и откинувшись на него. – Ну, так о чём ты хотела поговорить? - Я не разрешала тебе садиться сюда. - А я на этот раз не спрашивал. - Слушай, не наглей. - Не умничай, подвинься лучше, - легонько подпихнув бедром, заставил меня съехать чуть в сторону Джиён и расположился поудобнее. Между нами зрительно можно было провести ось, и она стала бы ровно центром кровати. В глазомере Дракону не откажешь. Его близость лишила меня дара речи. Его кожа касалась моей, плечо плеча. Как обычно, в этом не было ни страсти, ни нежности, Дракон умел делать прикосновения абсолютно нейтральными, чисто физическими, всё равно что одежда на теле, в этом нет никакого подтекста, это не вызывает никакого смущения. Не должно вызывать, но у меня пошли мурашки, и вряд ли они остались незамеченными Джиёном. У меня даже волоски сзади на шее дыбом встали. - Ты знаешь, почему я не осталась в России и приехала с Сынри в Сеул? – спросила я. Конопатить друг другу мозги, ходить вокруг да около, впритык сидя на кровати, стало для меня невозможным. - Зная кое-что о тебе, ставлю миллион, что не ради денег.
- Давай миллион, я стала меркантильной сукой, - протянула я ладонь к Джиёну. Он успел только перевести на неё взгляд, когда я убрала её: - Шутка. Да, глупый юмор, я знаю. - Если бы ты стала меркантильной, Сынри не забрал тебя из России. - Так, знаешь, почему же это всё-таки произошло? Почему мы продолжили быть вместе? - Да говори уже, - взмахнул рукой Джиён. - Я подумала, что если останусь там, в родительском доме, в России, то никогда больше тебя не увижу. У меня не будет зацепки, причины, возможности. Я останусь там и навсегда тебя потеряю, никогда не встречусь с тобой. Отъезд в Сеул с Сынри давал мне надежду, я знала, что находясь в его мире – мире денег, бизнеса, элитных курортов, я смогу рано или поздно на тебя натолкнуться. - Так, знала или надеялась? – ухмыльнулся Джиён. - Нечто среднее. Надежда основывалась на знаниях. Но я, конечно, не могла и предположить, что всё произойдёт так быстро. – Я замолчала, опустив взгляд к своим пальцам, опять начавшим теребить пододеяльник. Иногда становилось изумительно тошно от самой себя, что я
