Зловредный старец - Алексей Герасимов

— С позволения вашего величества, считаю что совет высказался и единодушно признал Зулика Тимариани виновным в измене. — произнес Йожадату.

— Да будет так. Теперь, князья, нам надлежит определить ему наказание.

— По старинным обычаям, — поднялся со своего места князь Баратиани, — измена и заговор караются лютой смертью для предателя и всех его ближних, а владения его отдаются на поток и разграбление.

Молодой, принципиальный, справедливый и честный поборник традиций… Прям жаль, что его тещи в зале Совета нет — Шока Юльчанская и меня бы не постеснялась, дала бы зятю по башке. Это ж надо было умудриться на пустом месте нажить себе аж двух непримиримых врагов!

— Обычаи, это хорошо, конечно. Поток и разграбление — так и вовсе весело. А восстанавливать разграбленное кто потом станет? — поинтересовался я. — Кстати, кроме самого князя Зулика, ни один из заговорщиков уроженцем Тимариани не был. Что же касается семьи… А мы вот у преосвященного Йожадату сейчас спросим, какие традиции нам на сей счет заповедовала Троица и вся Небесная Дюжина.

Ах, ну почему рядом нет брата Круврашпури? Он бы сейчас так обосновал все, чего мне только ни захочется — ни один Конклав не докопается! А этот сыч-примас еще неизвестно что прокрякает.

— Боги… хм… Боги заповедовали нам воздавать равным за равное, что в своем своде законов записал еще просветленный Лугальзагеси, царь древнего Агаде, которому слова Небес принес сам вестник богов Каку. — примас-то, оказывается, моментально просек текущий политический момент и вовсе не горит наступать на мозоли Зуликовым зятьям. — Истинно, так записано в книге его деяний.

— Ну, с совсем равным у нас тут будет сложновато. — задумчивым тоном произнес я. — Поскольку лично князь никого не убил — только попытался, — но, думается, я смогу принять такое решение, которое не нарушит Мировую Гармонию. Ведь это именно из-за его попытки Смерть едва не прибрал царевича Утмира, я говорил об этом.

С трудом поднявшись со своего места, я добавил, подпустив в голос обличительной торжественности:

— Зулик Тимариани, Совет постановил, что ты виновен в измене, и я, Лисапет из рода Крылатых Ежей, царь Ашшории, приговариваю тебя и твоих соучастников к смерти. — князь вздохнул и склонил голову, но держался, в целом, молодцом. — Но я не снимал с себя монашеских обетов, потому должен быть милосерден — ты выпьешь яду. А дабы уж полностью все было по справедливости, даст его тебе тот, кого ты искалечил — мой внук, царевич Утмир.

Князья еще даже начать-то выражать свое мнение не успели, а внучара — его и Асира стулья были поставлены чуть сбоку от моего, — уже взвился на ноги и уставился на меня бешеным взглядом.

— Ты. Даруешь. Ему. Легкую. Смерть. — процедил мальчик, и его аж затрясло от ярости.

— Не я, а ты. Собственноручно. Брат Шаптур, подай царевичу чашу с ядом. — спокойным, надеюсь, тоном ответил я.

— Да я лучше из нее сам изопью! — выкрикнул пацан.

— Нет. Ты подашь ее князю. Впрочем, не стану препятствовать твоему желанию. Брат Шаптур, наполни чашу и для моего внука, из того же кувшина, что и чашу Зулика Тимариани. — я поглядел на Утмира и добавил: — Сначала забери его жизнь, а потом делай что хочешь.

— Да будет так. — сквозь зубы бросил мне мальчик, схватил кубок и понес его осужденному. — На, пей!

Он протянул сосуд так резко, что едва не расплескал его содержимое.

— Не горячись, царевич. — Зулик принял чашу с поклоном. — Когда-то ты все поймешь.

Он осушил кубок единым глотком.

— Не думаю. — зло бросил парень, развернулся, и стремительно проследовал к Шаптуру.

Валисса приподнялась со своего места, но осела под моим строгим взглядом. Что касается Асира, то он просто смотрел на нас с матерью глазами побитой собаки, как бы даже и не до конца осознавая происходящее, либо же оцепенев от нахлынувших эмоций.

Меж тем его брат выхватил свой кубок и осушил его не менее лихо, чем перед этим князь свой, после чего вновь уставился на меня бешеным взглядом.

— Не туда глядишь. — обронил я, глазами указав в сторону Зулика.

Тот стоял с несколько озадаченным видом и разглядывал свою чашу.

— Странно. — произнес он, поднимая взгляд на меня. — Я явственно обонял запах миндаля… Яд не сработал?

— О, сработал, не сомневайся. — ответил я ласковым тоном. — Просто это было вино с миндалем, а яд в нем совсем другой.

Князь кашлянул раз, затем другой, провел пальцами по губам и поглядел на стертую ими кровь.

— Друджев ублю… — он снова закашлялся, выронил кубок, упал на колени, и сплюнул на пол кроваво-слизистый комок.

— Я обещал тебе яд, а не легкую смерть, князь.

Силы совсем оставили Зулика, он упал на бок, а затем, минут десять заходился в мучительном кашле, заплевывая зал Совета кровавыми ошметками, покуда, наконец, кровь не хлынула у него из носа и горла, а сам он не затих.

Утмир глядел на агонию своего несостоявшегося убийцы не отрываясь, и лишь когда стражники поволокли казненного за ноги к выходу, вновь обернулся ко мне. В глазах парня горело мрачное торжество.

— Ну теперь-то твоя душенька довольна? — спросил я.

— Вполне. — кивнул он, и на лице его появилась счастливая улыбка сытого волка.

Правда — ненадолго. Мальчик вдруг обратил внимание на то, что все еще сжимает в руке кубок, поглядел на него, словно вспоминая полузабытый сон, и вскинул глаза на меня. Торжество во взоре стремительно начало вытесняться испугом.

— Хорошая мысль, внук. Плесни-ка и мне, брат Шаптур, этого чудесного винца. — я укоризненно поглядел на Утмира. — Неужели же ты думал, что ради одного проклятого предателя я изведу целый кувшин доброго вина? Нет, конечно — его отрава была в чаше.

Царевич покачнулся, и, обессиленный, опустился на свое место.

— Ну и шутки у тебя, дедушка. — пробормотал Асир. — Я уже думал что сам сейчас помру.

Зал Совета шумел, но умеренно — князьям выказывать бурные эмоции не позволял гонор Владетельных, да и что они, по сути-то, такого особенного увидели? Казнь? Так в наших провинциях это вполне себе развлечение — да и не в наших